Читаем Пьесы. Статьи полностью

Р а с с к а з ч и к. В отдаленной от центра части города в мрачно-молчаливом здании много месяцев пребывает некая личность, которая вдруг завладела мыслями губернатора. О людях подобного толка его превосходительство знал прежде ровно столько, сколько полагается знать высокопоставленному представителю власти, то есть мог излагать по памяти их опасные взгляды. Но был не в состоянии и слова сказать о мире их фантазии и духовных страстей. Он знал также, что они смелы, но не безрассудны, преданны и безбожны и что из подымаемых ими вопросов наиболее важны те, на которые способен ответить любой ремесленник. Как он выглядит, такой человек, за несколько часов до последней ночи в своей жизни? Теперь, когда его надежда, словно подстреленная птица, рухнула без сил на цементный пол камеры? А если эту птицу вернуть к жизни? Губернатор улыбается собственным мыслям. Те люди упорно провозглашают, что мир можно изменить к лучшему, и они хотят это сделать, порой даже отдают за это свою жизнь. Но губернатор отгоняет эту мысль, усмехается с издевкой. Ничего не изменится! Цепь преступлений никогда не замкнется! Будь начеку, молодой человек. Кое-кому ты еще понадобишься, прежде чем падешь, сраженный залпом стрелкового взвода, который отрядят для исполнения приговора. Величайший преступник, некто — могучий, но внутренне окоченевший — желает, точно рюмкой водки, согреться наконец мыслью, что его преступление — всего лишь одно из звеньев извечной цепи, которую никакая сила не снимет с судеб человеческих. Будь начеку, молодой человек, именно в твоих глазах ему хотелось бы высмотреть эту мысль! Найти для себя нечто вроде исторического алиби.


Тюремная камера. У з н и к  лежит на нарах. Дверь отворяется, входит  Г у б е р н а т о р, лицо его спрятано в поднятом воротнике шинели.


Г у б е р н а т о р (бросает через плечо). Ждите в коридоре. Но забудьте, что у вас есть то, что называется ушами и глазами. (Захлопывает дверь, опускает воротник, смотрит на Узника.)


Узник неохотно встает.


Я не представляюсь…

У з н и к. Это излишне, я знаю вас.

Г у б е р н а т о р. Вижу вас впервые, но знаю о вас достаточно много. К сожалению, только из судебных документов. (Пауза.) Да, знаю даже, когда вы умрете.

У з н и к (оцепенев). Когда?

Г у б е р н а т о р. Завтра на рассвете. Несколько часов назад я подписал это решение. Садитесь.

У з н и к (шепотом). Завтра на рассвете? (Садится.)

Г у б е р н а т о р. Я просил, чтобы вас не уведомляли. Мне казалось, что будет лучше, если вы услышите это от меня. Я не принадлежу к людям, которые предпочитают прятаться за бумажонками. Кроме того, я полагаю, нам есть что сказать друг другу.

У з н и к. Нам?

Г у б е р н а т о р. Да, нам обоим.

У з н и к. Я не испытываю такой потребности.

Г у б е р н а т о р. А я испытываю. Эта потребность вытекает из положения, в котором мы оба находимся. Оно почти одинаково.

У з н и к. Мне известно только мое. Оно не из лучших. Но, несмотря ни на что, я не поменялся бы с вами.

Г у б е р н а т о р. И все же мое положение не настолько отличается от вашего, как полагаете вы. Пожалуй, разница состоит лишь в том, что вы уже знаете, когда умрете, а я… Я, быть может, еще раньше, чем вы, либо чуть позже.

У з н и к. В вашем возрасте это может случиться скорее раньше, чем позже.

Г у б е р н а т о р. Не об этом речь. Я мог бы прожить еще десять или пятнадцать лет. Я из семьи долговечных. К сожалению, я сделал кое-что…

У з н и к. Знаю, что вы сделали. Сквозь эти стены проникает значительно больше, чем вы думаете.

Г у б е р н а т о р. В таком случае вам известно и то, что я должен быть убит?

У з н и к. Нет, это еще нет…

Г у б е р н а т о р. Все в городе думают так, и я считаю это чем-то вроде приговора. Хоть никто и нигде его не оглашал, все убеждены, что иначе быть не может. (Смеется.) Вы не поверите, даже люди из моего окружения, самые близкие…

У з н и к (строго). Ваши судьи совсем не там. Большие преступления вправе судить лишь простые, обыкновенные люди. Ведь большие преступления всегда направлены против них.

Г у б е р н а т о р. Их я и разыскиваю, моих судей. Четыре дня не делаю ничего другого. Поскольку я принял приговор, который они мне вынесли, я считаю, что вправе взглянуть им в глаза. Они должны знать, что побуждения мои смелы и в какой-то мере честны.

У з н и к (с некоторой гордостью). Это кое-что значит — смело взглянуть в глаза своим судьям.

Г у б е р н а т о р. Короче говоря, я пришел к вам, как приговоренный к приговоренному. Согласитесь ли вы теперь, что нам есть что сказать друг другу?

У з н и к. Но ведь дело же не в вас! Приговор вынесен тому миру, который вы представляете. Классу, к которому принадлежите. Ради которого вы пролили кровь голодных и безоружных людей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука