Я н. Я могу вас только поблагодарить.
И е р о н и м. Увы, кроме металлических пуговиц, у нас ничего похожего на деньги нет.
Д о к т о р. Ах, оставьте, не стоит говорить об этом! Разрешите откланяться. Вскоре стемнеет, и мне хотелось бы поскорее быть с детьми.
М и х а л. Да, конечно, вам нужно торопиться.
Д о к т о р
Я н
Хочу вас спросить. А вы… вы не боитесь… повторения вчерашнего?
Д о к т о р. Если я вас правильно понял… Должен вам искренне сознаться, что… такие опасения меня не покидают. Увы, мы ведь совсем беззащитны. Я даже думаю, что и жизнь наша в опасности. Тем более что я единственный врач в этом городке и обязан открывать двери каждому, кто вздумает постучаться. Но что поделаешь? Я на все готов. В крайнем случае убьют меня, — понятно, что детей я буду защищать. А те люди очень разъярены, особенно когда выпьют. Возможно, они считают, что сейчас я и моя семья отвечаем здесь за всех немцев.
Я н. Мне кажется, что при создавшейся ситуации вам и вашим дочерям было бы намного безопасней хотя бы здесь, в этой квартире…
Д о к т о р. Простите, как я должен это понимать? В этой квартире?
И е р о н и м. Вот именно, как ты, Ян, это понимаешь?
Я н. Очень просто. Уступим семье доктора одну из пяти комнат, подальше от входа, а мы здесь займем оборонительный рубеж впереди.
И е р о н и м. Мы — оборонительный рубеж? Впереди, говоришь? То есть там — фронт настоящий, большой, а у нас здесь будет свой маленький, совсем маленький?.. Послушай, что ты, собственно, задумал?
Д о к т о р. Простите. Вы, вероятно, подшутили надо мной…
Я н. Это не в моих правилах — шутить над людьми безоружными и беззащитными. И уверен, что мои коллеги тоже…
М и х а л. У тебя, Ян, бывают неожиданные идеи.
И е р о н и м. Я бы сказал — странные. Мне понятны отцовские чувства, но… как бы там ни было, ведь это немцы, и мы совершенно не обязаны помогать им, заботиться об их безопасности. А может быть, даже и не имеем права?
Я н. Со вчерашнего дня мы получили право выбора… как поступать… по отношению к немцам — тоже. Я уже выбрал.
М и х а л. А я, как тебе известно, выбрал спокойствие и подозрительно отношусь ко всему, что ему угрожает. Может быть, это мерзко, но это так…
Я н
Д о к т о р. О, конечно. Их всего три. Но мне не верится: неужели после того, что было, что вы пережили сами, вам не безразлична судьба какой-то немецкой семьи?
Я н
Д о к т о р
М и х а л. Да, этого мы действительно не учли. Все-таки мы чужие люди, неотесанные вояки…
Я н. Вы говорите, что она избегает вашего взгляда. Но, мне кажется, главное в том, чтобы избежать дальнейшей опасности, не так ли?
Д о к т о р. Вы правы. Сейчас это важнее всего.
Я н. Кроме того, я и мои коллеги не примирились бы с мыслью, что рядом с нами дрожат от страха перед насилием беззащитные люди, тем более дети…
Д о к т о р. Да-да. Я вас понимаю. Думаю, что они тоже поймут. Инга — девушка рассудительная, и я сумею объяснить ей, что это необходимо для ее же блага. Да, да, несомненно, мы скоро придем… Через полчасика, с вашего позволения.