А н з е л ь м
Я н. То, что вы говорите, отвратительно!
А н з е л ь м. Отвратительно? Мне кажется, что вся наша жизнь сводится к одному — либо что-то иметь, либо кем-то быть. Я всегда мечтал о втором, потому что первое было для меня недостижимо в той мере, которая означала бы свободу… Кем-то быть! И вдруг это произошло. С каждым днем с меня сваливалось все, чем я был до сих пор ограничен, как собака цепью. Мне достаточно было нескольких книг, которые я любил. За хлеб я покупал у товарищей всевозможную бумагу, на ней можно было записывать самые неожиданные мысли. Я предался интеллектуальному распутству изо всех сил, которые у меня только были… Да-да. Тогда я наконец понял, что значит слово «распутство». Я стал писать свой труд!.. Ах, как я жил! Как жил все эти годы!
Я н
А н з е л ь м. О, вы не думайте, что я не вспоминал все эти годы жену и детей. Но я думал о них как о существах с другой планеты. В конечном счете они были так же недосягаемы. Даже если бы кто-нибудь из них умирал, я не смог бы сделать ни шагу, чтобы помочь ему. Да, я был свободен, поскольку ни любовь, ни горе не имели надо мной никакой власти.
М и х а л. Продолжайте, продолжайте! Слушая вас, я чувствую, что мне хочется иметь не семь, а трижды по семь детей. Чтоб было кого любить и о ком горевать. Да, черт побери, любить и горевать! Трижды! Десять раз по семь!
А н з е л ь м
Я н. Вот я смотрю на вас и думаю: до чего способен дойти человек! До какой низости!
А н з е л ь м. Может быть, вы думаете так, а может быть, немножко иначе? И вовсе вы не уверены, что я неправ. Да-да! Я вижу это по вашим глазам. В них отражается почти то же, что я заметил в глазах тех нехороших людей, которые меня вышвырнули… Прошу вас только об одном: не говорите мне сейчас, что не найдется свободного угла. У меня уже нет ни сил, ни желания искать третье пристанище. Ночевать мне пришлось бы на улице…
М и х а л. Вы именно этого заслуживаете! И если мы вас Не выгоним — правда, Ян? — то только из жалости к тем несчастным существам, которые вас где-то дожидаются…
А н з е л ь м. О, наверно дожидаются. Сначала, понятно, обрадуются, а потом, когда я расскажу им, что возвратился из далекой счастливой страны, вероятно, ужаснутся… А на следующий день я должен буду идти в свою гимназию, которая, конечно, снова откроется. Теперь никому из нас уже не удастся избежать предназначенного ему повседневного пути. Боже мой, если бы вы видели эту гимназию! Помещается она в старом монастырском доме, стены серые, холодные, как в гробу. Я сразу начну простужаться. Сколько помню, я всегда там простужался.
Я н. Сон, как земля? Тогда я покажу вам нечто напоминающее небесную твердь — супружеское ложе четы Клюге. Если утром мы вас там не обнаружим, значит, вы вознеслись на небо. И тогда случится то, о чем сейчас говорила эта девушка: мы причислим вас к лику святых. Пошли!
Л ю ц ц и. Что с вами? Вы нездоровы?