Пока ты скрываешь в своих недрах Гунько, они будут иметь тебя во все щели. Отверстия, впадины, ямки, рвы, окопы, двери, замочные скважины. Ты даже не понимаешь, кого впустила в себя. Этот Змий никогда из тебя не сможет выйти, он будет иметь тебя вечно. Глупая девка ты, Финляндия! Никакие таблетки не помогут тебе вытравить из себя это чудовище, этого осьминога, даже смертельная доза, которая убьёт тебя, но не убьёт кровососущее животное внутри тебя.
Ты сделала последний смертный шаг. Ты отдалась Змию. Ты повелась на его сладкие сказки. На его песенки.
сэ минасанаёта пуррапита эйму нипоа ниласта
суат манаита-вакаланиста ита ва мина анлоу иваста
силяэй-тата пойку кайнус хайта сильокон танси лэеста лайта
саливили-ипу тупу-тапу тапу-типу хильялэ
Это была песня про овечку, которую съел-таки серый волк, сначала он захотел её, как женщину, затем как царевну, потом, как мужчину, как дитя. А, насытившись, скушал. И всё. Остались лишь рожки и копытца Долли. Глупая Долли. Хоп-хоп.
…Гунько притащили на главную площадь. Поставили виселицу.
Это было справедливо. Суд должен быть показательным. Ибо погибнет вся Финляндия.
— Тащи его!
Слово — «простить» было излишне! О мщении взывал дед Никола. Его фото почти выцвело. Стало серым. Но Угольников сделал копию. Увеличил её.
Настало время поквитаться.
У Гунько дрожали колени. Его посадили в сани, запряжённые оленями, чтобы дед последний раз полюбовался полярным кругом. И помчали олени! Быстро! В узком проулке мелькали сцены Страшного Суда:
белые фрески. Синие фрески. Красные фрески. Пожары. Торнадо. Атомный взрыв. Дождь. Снег. Лунный камень.
Гунько крепко держался за поручни саней, но на поворотах заносило. И сколько бы он не орал — хенде хох! Никто не сдавался. Наконец сани тряхнуло так, что гестаповец вывалился в сугроб. Агнешка расхохоталась:
— Ага! Попался, мразь!
Стала душить.
Но народ хотел публичной казни. Страшной и инквизиторской. Чтобы короткие ноги Гунько начали дёргаться в судорогах. Чтобы его серая голова свисла с верёвки. Чтобы вороны налетели и стали разрывать на куски вонючее тело. Ещё кусок. Ещё один.
Но нет. Надо ещё страшнее — надо отпиливать каждый час по пальцу. Затем по кисти руки, по колену, по куску печени…жуть!
…но танец продолжался. Турья — милая, ласковая, нежная — ты со мной! Останься хотя бы на одну ночь! Со мной! Прошу!
Зачем просить? Я здесь. Живая. Настоящая. Лёгкая. Лёша, прости меня… ты любил меня напрасно. И прекрати писать свои дневники. Они бесполезны. Жизнь надиктовала мне иное: она мне надиктовала Арви…Сумасбродного. Не настоящего. Танцующего. Арви — безграничен…
11.
Да, да, Арви безграничен. Он легко преодолевает любые заслоны, заборы, препятствия, он слишком хорош, чтобы его не любить. У него смешные кисточки из жёстких волос, нежный голос. Он так смотрит, что берёт оторопь, словно гипнотизирует взглядом. Он специально выучил русский язык и его речь звучит так:
«Ты не понимаешь, я влюблён в тьебья с детства. Ты моя мечта. Ты моя — всё. Не отказывайся от мьеня…»
«Не выдумывай. Это твои фобии…твоя Турья погибла в катастрофе. Она оставила Оливе Ною. Кстати, как там Ноя?»
«Ты одно лицо с Турьей. Фигура. Грудь. Колени. Я помню их! Они выпирают из-под ситцевого в горошек платья…у тебя есть такое?»
«У кого нет ситцевого в горошек платья? Оно есть у всех! Даже у моей сестры. Я помню, как его покупала на улице Стачек в Свердловске! Но причём тут Финляндия. Холодная, как пломбир?»
«Всё в мире взаимосвязано…Илона!»
Арви сел рядом, приобняв женщину. За окном плескалось море. И надо сказать, что их встреча была неожиданной. И немного обыденной. В Сочи.
Вообще, Илона не любила ездить на отдых одна. Когда Ёжик был маленьким, то она летала с ним, оставляя своего неуклюжего супруга дома. Затем Ёжик женился, Илона ездила отдыхать с внуками. Но и они тоже выросли. Теперь можно насладиться приятным одиночеством…Но не тут-то было! Зайдя вечером поужинать, Илона нос к носу столкнулась с Арви:
— О! о…
— Здрасьте! — оторопело произнесла Илона.
— Целую твои ручки! — Арви схватил женщину за запястья, бросился на колени и уткнулся головой в её колени! — Выходи замуж за мьеня!
Его седые волосы были взъерошены. От Арви пахло чем-то сладким и хмельным.
— Это судьба! Я тут на гастролях…смотри!
Арви махнул рукой в сторону доски объявлений. Его руки были мягкими. Он трепетал весь. губы его подёргивались:
— Ты жизнь моя…
Илона присела на корточки рядом:
— Ты придумал меня. Сочинил…может, встанешь с колен? Я хотела бы поесть. И выпить чашку кофе. А ты — замуж, замуж. Дай хоть глоток воды выпить…
— Конечно! Маэстро, будем ужинать!
Арви вихрем вскочил на ноги, обнял Илону за талию и повёл к столу.
Он выглядел очень артистично не смотря на возраст. Илона, наоборот, слегла располнела, лицо утратило былой румянец, но весь облик по-прежнему был стремительным, моложавым и привлекательным.
— Королева…
— Арви…я замужем, это первое. Далее, я совершенно земная женщина, без всяких ужимок. И я уже старая.
— Нет! ты лучшая!