Петербург Достоевского. Исторический путеводитель

Мост известен еще автоэпиграммой Пушкина:

Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись ж… о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мсье Онегиным стоит.
Не удостоивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.

На Кокушкином мосту Раскольников на следующий день после убийства решил «схоронить концы»: «бросить все в канаву, и концы в воду, и дело с концом». Но это представлялось невозможным – на набережных в этот час народу было множество: «Он бродил по набережной Екатерининского канала уже с полчаса, а может и более, и несколько раз посматривал на сходы в канаву, где их встречал. Но и подумать нельзя было исполнить намерение: или плоты стояли у самых сходов и на них прачки мыли белье, или лодки были причалены, и везде люди так и кишат…»

После встречи со Свидригайловым в трактире на Забалканском Раскольников встал на этом мосту, ведущем к его дому, «остановился у перил и стал задумчиво смотреть на воду. А между тем над ним стояла Авдотья Романовна». Дуня не окликнула брата, «она заметила поспешно подходящего со стороны Сенной Свидригайлова… Он не взошел на мост, а остановился в стороне, на тротуаре, стараясь всеми силами, чтоб Раскольников не увидал его».

Дом Зверкова

Набережная канала Грибоедова, 69

Рядом с Кокушкиным мостом на углу Столярного переулка и канала Грибоедова находится один из самых больших в Петербурге середины XIX века доходных домов – дом Зверкова. Этот первый в Петербурге пятиэтажный жилой дом был построен в 1827 году. В начале следующего столетия его надстроили еще одним, шестым этажом.

Зверков – известный в городе ростовщик, кредитор Пушкина. Молодой Гоголь жил в этом доме с 1829 по 1833 год. Он вспомнил дом Зверкова в бесконечном монологе Поприщина, героя «Записок сумасшедшего». Безумный чиновник Поприщин подслушал разговор двух собачек Фиделя и Меджи и последовал за ними: «Перешли в Гороховую, поворотили в Мещанскую, оттуда в Столярную, наконец к Кокушкину мосту и остановились перед большим домом. „Этот дом я знаю, – сказал я сам себе. – Это дом Зверкова“. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих! а нашей братьи чиновников – как собак, один на другом сидит».

Этот прилегающий к Сенной с севера район Гоголь вспомнил и в «Невском проспекте», когда, преследуя хорошенькую блондинку, герой повести, поручик Пирогов, оказался в Мещанской улице – улице «табачных и мелочных лавок, немцев-ремесленников и чухонских нимф». Где-то здесь, по-видимому, жил и Акакий Акакиевич Башмачкин, герой «Шинели».

Здесь же, у Кокушкина моста, произошло действие фантастической петербургской повести М. Лермонтова «Штосс». «По тротуарам лишь изредка хлопали калоши чиновника, – да иногда раздавался шум и хохот в подземной полпивной лавочке, когда оттуда выталкивали пьяного молодца в зеленой фризовой шинели и клеенчатой фуражке. Разумеется, эти картины встретили бы вы только в глухих частях города, как например… у Кокушкина моста». В этом районе, в доме Штосса, в Столярном переулке («Грязный переулок, в котором с каждой стороны было не более 10 высоких домов»), ведомый непонятным для него самого стремлением, поселился герой повести, художник Лугин.

Дом Астафьевой

Казначейская улица, 1

Здесь, на углу Екатерининского канала (ныне – канала Грибоедова) и Казначейской (в те времена она называлась Малой Мещанской) улицы, Достоевский прожил с сентября 1861 по август 1863 года. Его квартира из пяти комнат (в ней он жил с первой женой М. Д. Исаевой и пасынком П. Исаевым) находилась во втором этаже. В этом же доме жил старший брат Достоевского Михаил со своим многочисленным семейством. У него на квартире помешалась редакция журнала «Время», который братья Достоевские начали издавать с января 1861 года.

Журнал стал быстро набирать популярность и увеличивать тираж. Биограф Достоевского, публицист и идеолог журнала Н. Страхов писал: «Причинами такого быстрого и огромного успеха „Времени“ нужно считать прежде всего имя Ф. М. Достоевского, которое было очень громко, история его ссылки в каторгу была всем известна, она поддерживала и увеличивала его литературную известность… „Мое имя стоит миллиона“, – сказал он мне как-то в Швейцарии с некоторою гордостью».

Большинство постоянных сотрудников жили поблизости от Малой Мещанской. Редакция журнала была одновременно и литературным салоном, где собирались постоянные авторы. «Первое место в кружке занимал, конечно, Федор Михайлович, – пишет Страхов, – он был у всех на счету крупного писателя и первенствовал не только по своей известности, но и по обилию мыслей, и горячности, с которою их высказывал».