Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключения

Мы продолжаем исследование петербургских театров, и на очереди еще один старинный, прославленный и знаменитый – Александринский. Его смело можно назвать дедушкой всех российских театров, так как он был первым, учрежденным еще при императрице Елизавете Петровне. Здание для театра построил великий Карл Росси, и это прекрасное сооружение занимает сейчас одно из центральных мест в ансамбле великолепного Невского проспекта.

Билет в Александринку мы сначала пытаемся приобрести в нашей любимой театральной кассе на Невском. Кассир предлагает перечень спектаклей, и мы выбираем классику – «Укрощение строптивой» Шекспира в постановке литовского режиссера Оскараса Коршуноваса. Однако когда дело доходит до покупки билетов, обычно легкий и приятный процесс вдруг начинает стопориться: кассир соглашается продать нам соседние места только при условии, что это дорогой партер. Демократичные билеты в ложу предполагают рассадку друг за другом. И не иначе. Разочарованные, мы отправляемся в кассу самого Александринского театра, и здесь – в гулком, пустом, тихом помещении, где явно витают призраки прошедших дней, – сидящий за окошечком кассир поясняет нам: театр классический, а потому рассадка зрителей подчиняется определенной логике, происходящей из глубин образования и становления российского театра. Словом, «дедушка» довольно капризен и диктует собственные правила для своих посетителей. Мы стоим возле кассы и, кусая губы, обдумываем, подчиняться ли дурацким правилам или просто оставить Александринку за бортом нашего театрального петербургского исследования. Однако побеждает дружба: кассир выискивает удачную боковую ложу, где билеты на задние места уже распроданы, остались лишь передние, а в этом случае «дедушка» не возражает против рассадки пары рядышком. Билеты перекочевывают в наши карманы, и мы, довольные жизнью, покидаем театр.

День Икс, когда нам надо прибыть в театр к семи вечера, вновь оказывается рабочим. Руслан добирается до Невского проспекта гораздо быстрей меня, успевает забежать в блинную «Теремок», перекусить и купить мне блинчик с вареньем. Я же мчусь с работы галопом, долго стою в импровизированной очереди у входа в метро «Василеостровская», нервничаю и отчитываюсь Руслану по телефону.

В театр мы вбегаем с последним звонком. Про блинчик с вареньем, увы, приходится забыть. Тут же, разгоряченные и смятенные, попадаем в объятия пожилого величественного мужчины в смокинге, белоснежной рубашке, белых перчатках и бабочке. Это человек, которого, как оказалось позже, невозможно встретить более ни в одном театре Петербурге, и имя ему гордое – капельдинер. Капельдинер степенно ведет нас в обитую красным бархатом ложу, усаживает на отведенные места и чуть ли не пальцем грозит на прощание, такой строгий у него вид. Мы затихаем и таращимся на фрак и бабочку, пока за капельдинером не закрывается дверь ложи, которую он вдобавок запирает на замок.

Начинаем разглядывать театральный зал сверху: здесь тоже преобладает красный бархат, придающий праздничный вид. Царская ложа с балдахином – тоже ничего себе, явно не для простых зрителей. Проходит некоторое время, а спектакль все никак не начинается. Мы, однако, терпеливы, не теряем присутствия духа и с интересом наблюдаем небольшой скандал, зарождающийся внизу, в партере. Нетрезвого вида парень в мятой футболке и джинсах и с полной бутылкой чего-то крепкого яростно ругается с женщиной-капельдинером, требуя усадить его на место. Женщина в ответ на состояние парня «щас спою» пытается вывести его из зала. Парень орет, что у него билет, и посылает ее в… Ну сами понимаете, куда. Женщина тоже переходит на крик и с воплем «Я зову охрану!» убегает. Окружающие заинтригованы и со смаком наблюдают, что будет дальше. Парнишка между тем развязной походкой преспокойно направляется в глубь партера и начинает приставать на предмет подвинуться к мужчине, уютно устроившемуся на одном из диванчиков в полном одиночестве. Зритель не хочет его себе в соседи, краснеет, бледнеет и упорно выпроваживает. Они какое-то время спорят, и парень оставляет мужчину в покое, вновь взяв курс в сторону сцены. Здесь он, пошатываясь, взгромождается на подмостки, поворачивается к залу лицом и начинает с пьяным придыханием вспоминать какую-то свою любовь, приключившуюся с ним на заре туманной юности. Как бы в тему к сегодняшнему спектаклю. Зрители сидят ошарашенные. Паренек продолжает разглагольствовать на извечную тему «мужчины и женщины», и тут до всех потихоньку доходит, что это, собственно, и есть начало спектакля. Первое действие «Укрощения строптивой» началось довольно незаметно! То есть… очень заметно.