Петербург накануне революции

«Среди вегетарианцев всего мира только русские принцип „Не убий“ поставили главным условием вегетарианства».

«Вегетарианский вестник» (1915)

К разговорам про еду они относятся презрительно – потому что собираются, вообще-то, поменять мир, – а «гигиенистов» называют «желудочными вегетарианцами». В Европе ситуация обратная: там большинство – «гигиенисты», и на этический пыл русских коллег они смотрят с недоумением. Немецкий журнал Vegetarische Warte пишет: «Вообще в русском народе есть еще много идеализма. Здесь смотрят на вегетарианство большею частью с идеальной стороны; гигиеническая сторона пока что мало известна».

Впрочем, всем остальным кажется блажью и «идейное», и «желудочное» вегетарианство: это очередная мода, которой следуют легкомысленные горожане, чтобы казаться современными. «Гомеопатия, гипнотизм, буддизм, вегетарианство – все это у спиритиста как-то мешалось вместе», – запишет Чехов в черновике рассказа «Три года». Духовные лица относятся к вегетарианцам с откровенным подозрением.

В рассказе «Полунощники» Лескова с пристрастием допрашивают главную героиню, убежденную вегетарианку Клавдию:

– Вы, говорят, мясо не едите?

– Да, не ем.

– А отчего?

– Мне не нравится.

– Вам вкус не нравится?

– И вкус, и просто я не люблю видеть перед собою трупы.

Он и удивился.

– Какие, – спрашивает, – трупы?

– Трупы птиц и животных. Кушанья, которые ставят на стол, ведь это все из их трупов.

– Как! Это жаркое или соус – это трупы! Какое пустомыслие! ‹…› А кто вас этому научил?

– Никто.

– Однако как же вам это пришло в голову?

– Вас это разве интересует?

– Очень! Потому что эта глупость теперь у многих распространяется, и мы ее должны знать.

Пойти на званый ужин – это почти наверняка нарваться на недоуменные или даже враждебные расспросы: о них часто упоминают в письмах и дневниках убежденные вегетарианцы того времени – от Соловьева и Черткова до Лескова, Рериха, Репина и Ге. Они, впрочем, не остаются в долгу и портят окружающим настроение разговором про поедание трупов.

Зато можно спокойно отобедать в городе: к началу века почти в каждом крупном российском городе есть вегетарианская столовая. Больше всего их в Петербурге – девять штук. Появление самой крупной, на Невском, 110, сопровождается скандалом: ее владелец, председатель Вегетарианского общества, самовольно тратит на открытие деньги общества. Столовые страшно популярны: данных по Петербургу не сохранилось, но известно, что только одна московская столовая в Газетном переулке в день принимает 1300 человек, а во всех московских вегетарианских заведениях (их четыре) в 1914 году побывало 642 870 человек – в Петербурге эту цифру можно смело умножать как минимум на два.

Популярность их во многом объяснялась дешевизной. Корней Чуковский оставил описание петербургской вегетарианской столовой, находившейся за Казанским вокзалом: «Там приходилось подолгу простаивать и за хлебом, и за посудой, и за какими-то жестяными талонами. ‹…› Главными приманками в этой вегетарианской столовой были гороховые котлеты, капуста, картошка. Обед из двух блюд стоил тридцать копеек. Среди студентов, приказчиков, мелких чиновников Илья Ефимович [Репин] чувствовал себя своим человеком».

Многие заведения напоминали мини-алтари Толстого.

«Стены всех комнат увешаны фотографическими портретами Льва Толстого, разных величин, в разных поворотах и позах. А в самом конце комнат, направо – в читальной висит огромный портрет Л. Н. Толстого в натуральную величину на сером, в яблоках коне, едущего по яснополянскому лесу…»

Илья Репин. «Московская вегетарианская столовая» (1912)

Это, конечно, не могло не раздражать современников.