Были в Петербурге и профессиональные воры, особая корпорация, которая не желала смешиваться с другими преступниками. К своим операциям они готовились очень тщательно. Для знаменитого ограбления ювелирной лавки Гордона выбрана была суббота, когда лавка закрыта (Гордоны – евреи). Перед закрытием в соседний канцелярский магазин зашел маленький мальчик, залез в сундук и закрыл за собой крышку. Все разошлись, мальчик вылез из сундука, открыл дверь, вошли варшавские воры. Они обнаружили, что лавку Гордона от канцелярского магазина отделяют всего 2 кирпича, облили все какой-то химией, сделали дырку. Когда несчастный Гордон пришел утром в воскресенье, в лавке уже ничего не было. И таких ограблений было много. Но налетов не было, то есть тех, кого сейчас называют «бандиты», в Петербурге не существовало.
Еще одним распространенным видом преступности в Петербурге было взяточничество. Так, вопросы строительства решал покровитель Анны Павловой[38]
, гласный городской думы Виктор Дандре.Брала, и очень много, Екатерина Сухомлинова, жена военного министра, которая в конце концов довела своего мужа до пожизненной каторги.
Брала деньги Матильда Кшесинская. Она занималась не только и не столько балетом, сколько артиллерией, потому что ее покровитель великий князь Сергей Михайлович[39]
был руководителем главного артиллерийского управления. Говорили, что морской министр был нечист на руку.Но надо сказать, что Государственная дума внимательно смотрела за бюджетом и, кроме того, суд был абсолютно честным – нет никаких свидетельств о подкупах присяжных. Поэтому сколько веревочке ни виться, все равно конец найдется – по крайней мере, и Дандре, и Сухомлинов в конце концов были наказаны.
В целом же Петербург был относительно спокойным городом. Как и сейчас, он был холодным, неприятным, высокомерным, но в 1914 году невозможно было себе представить, что здесь копятся силы, которые вступят друг с другом в химическую реакцию, и произойдет взрыв, потрясший весь мир.
Криминальный мир Петербурга
По одной из версий, происхождение этого термина уходит корнями во времена крепостного права, когда беглые крестьяне или каторжники, пойманные властями, называли себя Иванами, а на вопрос: «Чьих будешь?» – отвечали: «Не помню». В новое же время этот термин крепко прилип к профессиональным попрошайкам, работавшим на улицах Петербурга и других крупных российских городов. Здесь же он обрел и новый смысл: члены этой артели не помнили родства в том смысле, что рвали все связи со своими семьями, вливаясь в новую, криминальную семью.
Между нищенскими артелями были поделены ключевые точки: храмы и церкви, площади и рынки. Зашедшему на чужую территорию приходилось несладко: его избивали и сдавали на руки полицейским, имевшим свою долю в прибыльном нищенском бизнесе. Попрошаек-иванов очень уважали другие преступники, считая их символом и эталоном своего образа жизни. Считалось, что человек вне закона может вести только кочевую, гастрольную жизнь. Даже сегодня среди определенного контингента сохранилось обращение «бродяга» в значении «друг», «приятель», а в те времена наиболее успешных и авторитетных преступников уважительно называли иванами.
Среди обитателей чрева Петербурга – Сенной площади и Сенного рынка – выделялась группа воровок-цапок. Действовали они просто и грубо: хватали с прилавка товар и бросались наутек. Если же одну из них все-таки удавалось поймать, со всех сторон рынка тут же набегали ее товарки, поднимали шум и вырывали подругу из рук возмущенных торговцев. Поднявшийся шум был даже на руку этим воровкам, ведь пока хозяин лотка ругался и выяснял отношения с одной из них, остальные тянули с прилавка оставшийся товар. Разумеется, уважением цапки не пользовались.
Также презирались «честными» ворами залетные городушники. Промысел их был прост: хватали товар с прилавка (или в случае с ювелирными магазинами просили товар посмотреть) и убегали – не стесняясь ни продавцов, ни покупателей. Некоторые делали специальные потайные карманы для краденого. В Петербург эти воры приезжали в основном из окрестных сел и городков, хотя были гости и издалека. В 1900 году на Петербург обрушилась варшавская банда городушников. Сначала они стащили два бобровых воротника в магазине на Большой Морской, а при попытке украсть серьги из ювелирной лавки в Гостином дворе городушников задержали. Правда, сроки тогда вся банда получила весьма гуманные: от трех месяцев ареста до четырех лет в арестантских ротах. Случалось, что городушников сдавали в руки полиции и их коллеги из других воровских сословий – настолько велико было презрение к магазинным кражам.