Петербург (октябрь 2007)

- Когда умер Черненко, я отдыхал в Паланге. Щербицкий был с делегацией Верховного Совета СССР в Америке. Кунаев был у себя в Алма-Ате. О том, что никто из нас троих не станет голосовать за Горбачева, в ЦК знали все. В итоге - ни мне, ни Кунаеву вообще никто ничего не сказал, а Щербицкий вылетел в Москву, но не успел на заседание политбюро, на котором обсуждалась кандидатура генерального секретаря. Меня поставили перед фактом, и я написал заявление по собственному желанию. В 62 года стал персональным пенсионером и ничем больше не занимался.

В каких выражениях Романов говорит о Горбачеве - понятно без дополнительных пояснений. Гораздо интереснее другое: если он Горбачева с самого начала не переваривал и был уверен, что тот ни к чему хорошему страну и партию не приведет - почему же тогда он безропотно уступил своему врагу, не возглавил хотя бы непубличную, внутреннюю антигорбачевскую оппозицию?

- Сопротивляться было невозможно. В марте восемьдесят пятого к власти пришел не Горбачев, а целая группа - Рыжков, Лигачев и прочие. Громыко они купили должностью председателя президиума Верховного Совета. Соломенцев тоже был за Горбачева. Большинство. Один в поле не воин, да и против партии идти - не так нас воспитывали. Поэтому я ушел.

V.

На тумбочке у Романова две книги - биографический справочник ленинградского землячества Москвы, которое он возглавляет с 1997 года (в землячестве только партработники, доживающие свое в Москве; «актуальных питерских» в организации нет, «но с Путиным я встречался несколько лет назад, даже фотография есть»), и томик «Ленинградцы в борьбе за власть» с портретами Владимира Путина и Валентины Матвиенко на яркой обложке.

- Валентину Ивановну в обком комсомола я рекомендовал, очень она хорошо работала, боевая такая, активная. Практически вслед за мной в Москву переехала, поступила вначале в Академию общественных наук, потом в Дипакадемию, стала дипломатом. Сейчас общение наше почти прекратилось, но она помогает землячеству, и мой юбилей организовывать тоже помогает. Я в феврале собираюсь приехать в Ленинград, хочу там отпраздновать 85-летие.

В книге с Матвиенко на обложке глава о Романове называется «Человек, которого все боялись». Спрашиваю - почему можно было бояться этого нестрашного человека?

- Строгий я был потому что. И требовательный. И систему реформировал, ни на кого не оглядываясь. Первые научно-производственные объединения я создавал. Все колхозы области преобразовал в совхозы, потому что считаю государственную собственность более эффективной. Ну, не всем это нравилось. Кто-то, может быть, и боялся. Но чтобы я кого-то несправедливо обижал - этого не было. С творческой интеллигенцией отношения прекрасные были. С Товстоноговым всегда очень хорошо разговаривали, уважали друг друга. Даниил Гранин - тот да, обиделся на меня. Пришел однажды ко мне, говорит: «Дайте мне вот этот участок на Карельском перешейке, я там дачу хочу построить и огород посадить». Я говорю: «Этот участок уже занят, там будет дом отдыха, приезжайте и отдыхайте, когда построим». А он решил, что я его притесняю, и обиделся на меня сильно.

Об Аркадии Райкине, который именно при Романове переехал из Ленинграда в Москву, Григорий Васильевич говорит раздраженно:

- А что Райкин? Пытался изображать самостоятельного, в пасквили свои постоянно дух антисоветчины вносил. Я делал ему замечания, какие-то произведения мы действительно не допускали к исполнению. Может быть, клерки мои в отношении него что-то и перебарщивали - но у него же и таланта-то особенного не было. Уехал - и бог с ним, семья-то осталась. А с проявлениями антисоветских настроений я действительно принципиально боролся. Пятое управление Комитета госбезопасности мне в этом помогало, в том числе и персонально Виктор Васильевич Черкесов, на которого тоже было модно жаловаться, что он душит все прогрессивное. Не прогрессивное, а антисоветское - очень серьезная разница есть между этими понятиями. Вот был случай - я остановил публикацию книги Дмитрия Сергеевича Лихачева «Византийские легенды». Редактором этой книги была Софья Полякова - еврейка. Приглашаю я Лихачева к себе, спрашиваю прямо: «Зачем вы таких людей к работе привлекаете?» Он спрашивает: «Каких?» Я: «Тех, которых не нужно». Он: «Евреев, что ли?» Я: «Да». Его это тоже почему-то обидело, хотя я был прав - евреи тогда стояли на антисоветских позициях, и мы должны были препятствовать их деятельности.