— До чего забавно выглядят скачущие олухи в траурных одеяниях! — громко, ни к кому не обращаясь, произнес император и злобно усмехнулся: — В скором времени они будут у меня скакать еще резвее!..
Многие заметили выражение лица Петра III. И сразу и великосветские старухи и простолюдинки, присутствующие на похоронах, зашептали:
— Быть беде… Не долго ему царствовать… Покойники не любят, когда при них усмехаются…
Даже сдержанный фельдмаршал Христофор Антонович Миних не мог скрыть раздражения, наблюдая за действиями и поступками нового государя:
«…неизвестно, каковы были религиозные убеждения императора, но все видели, что во время богослужения он был крайне невнимателен и подавал повод к соблазну, безпрестанно переходя с одной стороны церкви на другую, чтобы болтать с дамами…» — писал в дневнике фельдмаршал.
Среди петербуржцев давно ходила шутка: ежели государю Петру Федоровичу не хватает ума что-либо достойное ответить собеседнику, он обычно показывает язык или молча гримасничает.
Но все эти бытовые мелочи затмевались деяниями Петра III, которые вполне можно было бы назвать государственной изменой. После победы русской армии в Пруссии и занятия Берлина император заключил с Фридрихом II невыгодный для России договор, по которому предстояла война в союзе с Пруссией против Дании.
Многие жители Санкт-Петербурга, чиновники, гвардейские и армейские офицеры открыто высказывали недовольство по поводу засилья голштинцев при дворе и занятия ими ключевых постов в государстве.
В конце весны по Северной столице поползли слухи о заговоре. Судачили и в великосветских салонах, и в гвардейских экипажах, и в казармах, и даже в кабаках. Всюду обсуждалась весть о том, что Петр III якобы собирается отправить свою супругу Екатерину Алексеевну в монастырь и постричь ее в монахини.
За пару дней до своей гибели император зашел в комнату сына. Маленький наследник Павел вдруг увидел в руках у отца серебряного рыцаря. Неизвестно почему, но Петр Федорович оставил талисман наследнику. Никогда никому не показывал, а тут почему-то отдал его без всяких объяснений. Император словно забыл суровый наказ ученика друидов. Может, поэтому и не почувствовал, что «смерть уже следует за ним».
И печальный серебряный рыцарь не поднял свой меч и не подал сигнал тревоги…
Предать забвению
Задолго до дворцового переворота 1762 года, после которого Екатерина II стала единовластной императрицей, в народе о ней ходило множество слухов, пророчеств, и даже слагались песни.
Одна из таких песен середины XVIII века называлась «Жалобы Екатерины». Очевидно, дворцовые интриги и непростые отношения Петра III с супругой были хорошо известны не только в высшем свете, но и среди простого народа.
Люди, слагавшие эту песню, безусловно относились с сочувствием к Екатерине Алексеевне. И все же императрица пожелала, чтобы песню предали забвению. Впрочем, как и некоторые другие народные творения, упоминающие ее.
По личной просьбе императрицы обер-прокурор Александр Вяземский писал графу Салтыкову, как надо поступить с песней о Екатерине II: «Хоть оная песня и не стоит большого уважения… но ее императорскому величеству благоугодно б было, чтобы оная… забвению предана была, с тем, однако, чтобы оное было удержено бесприметным образом, чтобы не почувствовал никто, что сие запрещение происходит от высшей власти».
Однако, конечно же, не последовало высочайшего пожелания «предать забвению» такие произведения, как Ода на Коронацию Екатерины II, написанную Александром Сумароковым: