Петербург в 1903-1910 годах

Теперь у нас, можно сказать, действительно полная свобода печати: «Правительственный вестник» может печатать все, что ему угодно, — опровержений не будет! Этим он пользуется и сообщает, разделенные на пять, цифры убийств. Сведующие люди находят, что он действует еще по-божески.

Отовсюду, начиная с рабочих, слышно о намерении последних расправиться со студентами; что за счеты между ними, определенно не знаю, но озлобление на них большое. Чуть ли не им многие приписывают даже неудачу дела. В общем, думаю, что иностранные корреспонденты, понаехавшие в Питер «наблюдать революцию», поражены: революционеры-рабочие вели себя спокойно и корректно, а буйствовали и безобразили гвардейские офицеры и хулиганы. Нда, во всякой стране свои обычаи!

13 января. Тихо. Жизнь вошла в обычную колею, хотя по Невскому изредка лениво патрулируют маленькие отряды городовых с околодочными во главе. «Революция» кончилась… На стенах домов расклеены везде обращения министра финансов и генерал-губернатора к рабочим, в которых уверяют, что государь император близко принимает к сердцу интересы рабочих, а потому призывает их возвратиться к работам.

В переводе на более понятный язык это значит, что будет устроена комиссия для разбора этих интересов и нужд, в помощь ей дадут штук пять подкомиссий, и пойдут они препираться и переписываться, дондеже свет стоит.

Свящ. Гапон, как уверяют теперь, только контужен, и рабочие скрывают его; в городе начались аресты, причем иных забирают и сажают, как острят, «до отыскания причин». Во многих гимназиях, напр. у Гуревича, у Стоюниной, у Стеблин-Каменской открыто идут сборы на рабочих; учителя Тенишевского училища и Стоюниной (называю тех, о которых мне известно достоверно) беседуют с учениками о последних событиях, оценивая их, разумеется, по заслугам. Присяжные поверенные устроили тоже нечто вроде стачки и решили пока воздерживаться от ведения гражданских дел.

Все это показывает, насколько назрела потребность в ином режиме в обществе.

До 9 января был момент, когда Николай II мог разом повернуть курс истории в свою пользу; риска с его стороны не было, но даже если бы и был — момент требовал и стоил его! Прими царь депутацию на площади, обставь прием нарочно возможно торжественней и призрак революции, которой так боится он, разом бы померк и отошел вдаль. Одним ударом приобрел бы он популярность и любовь в стране — и он этого не сделал, не схватил чутьем того, что висело в воздухе, чувствовалось всеми! Царизм проиграл сражение, это несомненно; скольких сторонников он разом сделал врагами себе!

Некоторые из раненых рабочих вне себя восклицали: «Нет теперь ни государя, ни Бога!»

Слово «бомба» и сожаление, что они не пущены были в ход, слышится везде, во всех кружках, даже самых умеренных; революционеры уверяют, что движение рабочих застало их врасплох; это — ложь, так как только мертвые не знали в Петербурге о готовившемся событии, и только наивное простонародье могло полагать, что все произойдет именно так, как оно хочет.

На Малом проспекте избивали сегодня студентов; одни ли рабочие упражнялись в этом, или благосклонное участие принимали и другие — не знаю!

В общем, точную цифру убитых и раненых привести нельзя, так как очень многие были увезены прямо на собственные квартиры или к частным докторам, и узнать о них можно только случайно; во всяком случае, судя по сведениям, идущим со всех сторон, количество пострадавших в эти дни надо считать около полуторы тысячи человек и отнюдь не более 2 <тысяч>.

Почты из Германии сегодня не было: почтовые чиновники привезли весть, что там грандиозная забастовка и разрушен путь близ Эйдкунена.

14 января. Жизнь вошла в обычную колею; заводы и фабрики начали кое-где работать.

Город полон рассказов и толков о происшедшем; мрачное и сильное впечатление производят рассказы лиц, искавших по больницам пропавших близких и видевших груды трупов. Только очень и очень немногим «по протекции» разрешено было взять своих покойников из больниц; остальным обещали выдать мертвецов в понедельник, но когда те явились за ними утром — мертвецкие и сараи были уже пусты: полиция, чтобы избежать новых манифестаций, в ночь вывезла всех на Преображенское кладбище и похоронила в общих могилах; где кто зарыт — неизвестно. В гробы-ящики складывалось по 4 и более человек; один знакомый, имеющий родственников, служащих на Николаевской железной дороге, говорит, что убитых вывезено было на Преображенское кладбище сорок вагонов. Так ли это в действительности, и по скольку человек находилось в этих 40 вагонах — судить не берусь и, если окажется возможным, постараюсь выяснить в будущем; думаю только, что цифра очень преувеличена.