Взять хотя бы способ печатания его лейб-органа «Известия совета рабочих депутатов». Ночью врывается в типографию (непременно имеющую ротационную машину) толпа вооруженных револьверами темных личностей, арестовывает находящихся в ней, берет самовольно бумагу и приступает к печатанию «Известий», которые затем увозятся на извозчиках. Так были напечатаны номера в «Сыне отечества», «Нашей жизни», «Руси», «Новой жизни» и др. Третьего или четвертого дня очередь дошла до «Нового времени» и там напечатали 7-й номер — и, вероятно — по крайней мере, таким образом — последний, так как «Новое время» опубликовало об этом происшествии.
Оно, конечно, курьезно, что Суворин напечатал 30 000 революционных листков, но, с другой стороны, такое насилие и грабеж непозволительны!
Брат Малкиной, А. Я. Острогорский, директор Тенишевского училища, рассказывал такой курьез. Являются к нему третьеклассники и просят разрешения собраться.
— Да ведь вы уже собралась, — отвечает он, прикинувшись не понимающим, в чем дело.
— Нет, это не то: мы хотим устроить митинг!
— Какой митинг, о чем?
— Поговорить хотим…
— Да о чем?
— О необходимости у нас демократической республики…
А. Я. рассмеялся и прогнал их.
На другой день приходит в класс, и на столе под тетрадью находит лист бумаги, а на нем надпись: «Александр Яковлевич — второй Трепов».
Кстати, о прокламациях.
Встретился на днях с капитаном I ранга Н. Дибичем — владивостокским героем: рассказывал, что экипажи прямо засыпаются этими листками; часть матросов в несомненном брожении, другая, — огромное большинство, — относится индифферентно.
«Знание», товарищество, основанное им, начинает трещать[182]
и над Горьким вот-вот разразится крах.Это знаменательно! Посмотрим, что скажет тогда этот босяк, вспоенный, вскормленный и за уши вытащенный из грязи интеллигенцией, которую он обливает теперь помоями!
Погода серая, на улицах грязь. Нищенство везде усиленное и наглое. А. Беграмов и Д. Н. Бодиско, шедшие по Невскому пр., были остановлены одним из горьковских типов просьбою о милостыни. «Сегодня я прошу», заявил этот тип, «а завтра я у вас сам возьму!»
Это не простой бунт, на него надо взглянуть поглубже!
Много разговоров возбуждает арест фельетониста «Руси» — Шебуева; забрали его и запечатали типографию «Труд» за выпуск и напечатание первого номера «Пулемета», шебуевского сатирического журнала[183]
. Особо остроумного или интересного в нем нет ничего, и только на последней странице находится манифест 17-го октября с отпечатком на нем кровавой ладони и подписью: «генерал Трепов руку приложил».Трепов скоро станет чем-то вроде тещи юмористических журналов прежних лет. Пора бы уж и забыть его!
Говорил с офицерами, только что вернувшимися с Дальнего Востока. Настроение армии, по их словам, злобное: солдаты и офицеры возмущены отношением к ним страны и происходящим теперь в ней.
В Московском гв.<ардейском> полку происходило что-то вроде восстания; говорят об этом глухо, но со всех сторон. Тем не менее, гвардия считается более или менее надежной; лучшие круги общества настроены пессимистически. Причина — двуличие правительства: устраненных по дружному требованию общества разных господ, вроде одесского Нейгардта[184]
и ему подобных, опять назначают в другие города губернаторами… Верят в близость диктатуры и даже предполагают провозглашение ее в эту субботу, т. е. послезавтра.Вести из глубины Руси плохие — всюду сильно растет реакция и самая грубая — холопская.
Забастовал почтамт: злосчастные парии не выдержали-таки гнета этого ломброзовского типа — Дурново! Удивляюсь только изумительному долго терпению их!
Слышал повествование генерала Волкова, человека, честность которого, кажется, вне сомнения, о недавно умершем генерале Церпицком[185]
, герое войны. Повествование удручающее!Неужели и впрямь нет честных людей на Руси?