Петербург в 1903-1910 годах

Возвращавшиеся со мной не могли вынести такого ада более суток и решили проскользнуть через Петербург и уехать на несколько дней, пока не успокоится все, в Вильну, где имелись у них родные. Магазины и квартиры бежавшие заперли и оставили пустыми на произвол судьбы. В Лесном паника доходила до того, что люди бросали все, захватив только детей, и бежали, как бы из горящих уже домов, позабыв даже запереть их.

Напрасно я убеждал, что все эти слухи вранье, пущенное какими-нибудь мерзавцами, что в Петербурге ничего подобного произойти пока не может — никто не намеревался даже заехать взглянуть на свою квартиру.

«И Бог с ней, и пусть все пропадет, только бы самим живыми остаться!» отвечали мне.

Прямо эпидемия паник!

Город, когда я ехал на извозчике, был пустынен (в половине двенадцатого ночи); извозчик рассказывал, что дома на Садовой все заколочены; то же и на большинстве окрестных улиц, где много еврейства, «людей как метлой вымело — одни кавалигварды да жандары ездят».

К бунту и разгрому в Кронштадте возница мой, лет ему на вид 35–40, относился очень неодобрительно.

«Ну погуляли день, а потом што? Под расстрел пойдут, да в каторгу на всю жизнь. Нет, это все студенты проклятые натворили!»

— Почему студенты?

«А так — на это их взять, людей смущать! А потом расстрел! Небось с красными-то флагами как ходили — сами не носили их, нашему брату, дураку, в руки совали, ну и носили их, куда хошь, за полтинник да за рупь!»

Высшие учебные заведения закрыты до января месяца.

31 октября. Гучков, один из отказавшихся от министерского кресла[176], сказал, что отказ их вызван тем, что Витте хотел сделать из них ширму, из-за которой намеревался управлять сам.

Всю ночь ездили и ходили патрули; «Русь» сегодня уверяет, будто почти всякое движение в городе к вечеру замерло; в 8 часов вечера я по Суворовскому вышел на Невский, затем поехал к Крапивину на Загородный просп. — народа везде была гибель, пожалуй, даже больше обыкновенного. Магазины и рестораны, правда, позакрывали щитами окна, но торговали. Врут вообще теперь газеты всех лагерей жестоко и беззастенчиво.

Любопытный факт: отец Иоанн Кронштадтский, пользующийся там страшным влиянием, во время разгрома города бежал…

1 ноября. На заводе С.<ан>-Галли произошло кровавое столкновение между забастовщиками и желавшими работать. Говорят, первые пострадали сильно, есть убитые.

2 ноября. В Либаве поймали какого-то несчастного чинуша, подозревавшегося в подстрекательстве к погрому; привели его во двор завода, устроили суд, и этот суд приговорил его к смертной казни, которая и была исполнена тут же выстрелом из револьвера. (Сегодняшний № «Руси»). В том же № «Руси» появилось сообщение от Совета депутатов рабочих, что они требуют отмены смертной казни над матросами Кронштадта и на основании этого, «сознавая свою политическую мощь», все рабочие в Петербурге с 12 ч. сегодняшнего дня забастовывают.

4 ноября. Заводы стоят, железные дороги тоже; из газет вышли только «Правительственный вестник» с новым манифестом о крестьянах и о сложении с них с 1 января 1907 г. выкупных платежей… опять опозданьице!

На Владимирской ул. разгромили окна огромной аптеки, не пожелавшей примкнуть к забастовке.

5 ноября. Возвращался домой в 2 часа ночи; стоял сильнейший туман; улицы казались погруженными во тьму, и только совсем вблизи неясно просвечивали сквозь него высокие электрические фонари. Окна магазинов забиты наглухо. По улицам, словно по громадным, темным ущельям, бродили патрули.

Рассказывали, будто где-то разграбили несколько квартир, но по Садовой, на Невском и на Бассейной, по которым я ехал, была полная тишина.

Э. С. Монвиж-Монтвид, только что вернувшийся из Харькова и Киева, утверждает, что погромы на юге были организованы полицией и властями. Весьма возможно; кому-кому, а им, жившим только произволом, разумеется, новые порядки не ко двору; конечно, без борьбы сдаться старая власть не могла, но все-таки как-то не верится мне в подлинность, например, одесских ужасов[177]. Что-то уж слишком 16-м веком пахнет!

По городу сегодня расклеены воззвания градоначальника, приглашающие давать мирный отпор группам забастовщиков, ходящим по городу, и тотчас же сообщать о появлении их полиции, которой даны надлежащие инструкции: тон уж несколько поднялся!

Забастовка в общем не удалась. Насколько первая была стихийная и дружная — еще небывалая в мире, настолько эта никуда не годная. Бастует, да и то частями, только Петербург; раздражение на эту забастовку чуть не всеобщее.

6 ноября. Часов около 4-х дня конки прекратили движение: на Васильевском острове что-то неспокойно, улицы полны хулиганами и рабочими; конки на окраинах, за Средним проспектом были забросаны камнями.

Возвращавшаяся около 9 часов вечера наша бонна с Литейного моста видела над Васильевским островом громадное зарево. Вечером по всему городу замечался усиленный наплыв фабричных; электричество то действовало, то вдруг все погружалось во тьму; на Невский проспект опять глядел прожектор.