По мере того как становится проще распознавать территории, отведённые под конкретные виды деятельности, появляется возможность оценить и сопоставить между собой по важности те разнообразные объекты, под которые отводилось городское пространство и которые составляли город, ведь тогдашние власти отмеряли им столько земли и такого качества, сколько и какого считали правильным. Противовесом политике властей служила «невидимая рука» законов рынка и давление со стороны населения, нередко несогласного с официальной линией. Результатом борьбы между этими силами и была та система землепользования, которая реально существовала в то или иное время.
Выше мы отметили ряд изменений в типе и интенсивности землепользования. Одно из самых очевидных относится к величине зданий и плотности застройки. Некоторые современники, наблюдавшие город почти всё царствование Екатерины, не могли не заметить, как на смену маленьким убогим жилищам приходят более крупные и как новое строительство заполняет пустые промежутки между зданиями. Никто не отобразил этот процесс лучше анонимного наблюдателя, написавшего: «Нельзя было не удивляться пестроте и противоположностям; из великолепнаго квартала вы вдруг переходите в дикий и сырой лес; рядом с огромными палатами и роскошными садами находите развалины или пепелища, деревянные хижины или пустыри; но поразительнее всего то, что через несколько месяцев самые сие места нельзя узнать. Иногда вдруг исчезают целые ряды деревянных домов и вместо их являются дворцы, каменные домы, еще не оконченные и уже населенные. Таким образом, некоторые части города столь изменяются, что через несколько лет их невозможно узнать»[690]
.Интенсификация землепользования в жилых кварталах и заполнение пустырей, о которых говорится в вышеприведённой цитате, происходили не только по инициативе частных лиц. В значительной мере этим целенаправленно занимались сами власти, что проявилось особенно ярко при дроблении громадных наделов знати по берегам каналов. Владельцам эти угодья требовались под сады и пейзажные пространства вокруг дворцов, но городу они были ещё нужнее для других, более практических целей.
К концу века несколько городских частей начали приобретать особые черты, которые с тех пор надолго придали им неповторимость. Эти своеобразные черты возникали под влиянием концентрации определённых видов деятельности, появления групп населения с особым укладом жизни или стечения людей, объединённых происхождением и профессиональными связями. В результате различных процессов в Петербурге начинали отчетливо выделяться районы, отличавшиеся, помимо прочих параметров, специфической ролью, которую они играли в экономической и общественной жизни города. Генрих Шторх, известный статистик и член Академии, отобразил контрасты между городскими районами ярче, чем кто-либо другой из авторов. Он рассматривал Васильевский остров как центр сосредоточения международной торговли. В конце екатерининского царствования здесь, на «стрелке», где Нева разделяется на два рукава, строилось внушительное новое здание биржи, завершённое уже при Александре I другим архитектором. Рядом с биржей помещалась таможня. Их окружали двухи трехэтажные пакгаузы, где хранились табак, лён, пенька. Последняя чрезвычайно высоко ценилась в странах с развитым мореходством и служила одним из важнейших продуктов экспорта из Санкт-Петербурга. Васильевский остров был также образовательным центром города, потому что именно там находились Академия наук, Академия художеств, Горный институт, военные училища – Сухопутный кадетский корпус и Морской корпус, несколько частных учебных заведений[691]
.Шторх сравнивал Первую Адмиралтейскую часть с кварталом Пале-Рояль в Париже. Это было сердце города, где обитали роскошь и богатство, центр увеселений и деловой активности, средоточие развлечений и моды. Это отражалось на арендной плате, которая была здесь на 50 % выше, чем в любом другом районе. Провизия здесь была самая дорогая, потому что требовалась для текущего потребления в больших количествах[692]
.