Петербургская баллада

– А какая разница? – устало спросил Протей. – Мне дали заказ. Настоящий, хорошо оплачиваемый и… приятный для меня как для мастера. Я видел, какой шедевр надо исполнить. Признаться, взялся бы за это ради одной любви к искусству. Уж больно тема интересная, аж за душу взяло. Давненько с таким удовольствием не работал…

– Да нам наплевать на твое удовольствие, творческая ты личность! Мы не в приюте матери Терезы работаем. Мы – коммерсанты!

– Заказ оплачен? Оплачен. Я дал слово умирающему человеку…

– Доверенному лицу ты слово дал!

– Какая, в сущности, разница? – вздохнул Протей. – В его лице я дал слово заказчику. Предположим, что это – отдельные условия договора, которые не меняют его сути. Я работаю по заказу. Контроль проводился, но… я прошел ОТК. Доверенные лица, контроль – все это осталось далеко позади. Я работаю непосредственно с материалом. Осталось немного…

– Прекратить! – рявкнули в трубке. – Ты не частник! У нас фирма! Кооперация! Ты не имеешь права принимать такие решения! Ты – исполнитель! Ты… Ты хоть вообще понимаешь, что ты делаешь?!

– Понимаю. Я взял заказ, дал слово. Я сдержу его.

– Надо срочно встретиться. Поговорить лично.

– Невозможно, я в творческом процессе, – усмехнулся Протей. – Через три дня закончу – позвоню.

– Ты можешь нарваться на штрафные санкции, – с угрозой предупредил его собеседник. – Я прошу тебя: прекрати. Ну что с тобой, а?

– Заказ видел? А я видел. Я его закончу. Извини, что так получилось, понимаю, что доставляю вам некоторые хлопоты, но… Во-первых, все будет хорошо, и через три дня все это покажется не таким уж серьезным, а во-вторых… Ты знаешь, что я вас не подведу в любом случае.

– Ты сумасшедший, – констатировала трубка, – ты – полностью отмороженный, душевнобольной псих с опасными вывертами сознания. О чем ты вообще говоришь? Это в голове не укладывается… перестань, слышишь? Давай успокоимся, встретимся, посидим и все обсудим…

– Нет, – сказал Протей. – Сначала доделаю дело. Не волнуйся за меня. Я – мастер. Все будет хорошо… До встречи через три дня.

Он отключил телефон, вынул сим-карту, растер ее подошвой об асфальт и выкинул трубку в ближайшую урну. Мосты были сожжены…

С самого утра в понедельник я не находил себе места. В воскресенье мы с Григорьевым пили весь день: красиво, плотно, мощно. С сауной, правда, вышла небольшая накладка. Без задней мысли мы пришли просто посидеть как самые обычные граждане, а знающий нас в лицо банщик категорически заявил, что он «добропорядочный служащий, мальчиков и девочек у него нет, этот номер у нас не пройдет, и вообще они закрыты». Больших трудов стоило уговорить его… Что я, что Григорьев отличаемся немалой выносливостью и устойчивостью к спиртному, а потому «праздник» наш несколько затянулся. Следуя славному примеру гусаров, мы считали ниже своего офицерского достоинства хмелеть быстро и некрасиво. Степень своего опьянения мы проверяли игрой на бильярде, галопированием на лошадях (где мы их взяли в начале зимы – хоть убейте, не помню), стрельбой «по-македонски» в пневматическом тире (Григорьев настаивал на опробовании табельных «Макаровых», но смотритель встал у мишений и сообщил, что это случится только через его труп, а когда Григорьев попытался пристроить на его макушке резиновое яблоко, валявшееся тут же, несостоявшийся Вильгельм Тель завопил так, что нам пришлось срочно ретироваться) и прочими безобидными шалостями. Поняли, что пора остановиться, когда Григорьев на странном (подозреваю, что прибалтийском) языке спросил меня о чем-то, а я так же внятно ответил ему на другом (кажется, чеченском), и мы друг друга поняли. Вот только почему мы после этого поехали не по домам, а в отдел – выяснить ни ему, ни мне не удалось. Правда, дежурный, пряча глаза, что-то бормотал о нашей попытке позвонить в ГУВД и потребовать зачисления неизвестного киллера в штат нашего отдела, после чего он незаметно отключил телефоны, но мы ему не поверили: не так уж мы были и пьяны с этих двух литров водки и ящика шампанского. Могло, конечно, подвести выпитое в сауне пиво… Но чтоб пара дюжин бутылок свалили с ног двух здоровых, крепких мужиков? Вряд ли, вряд ли…

Одним словом, наутро мне было плохо. Мучило не похмелье – сроду не знал этой гадости, терзали мысли о вчерашнем происшествии, и не давал покоя незаконченный разговор с подполковником ФСБ. Формально я сделал все, что от меня зависело, но если б я относился к работе и жизни с подобным формализмом… Наверное, я бы жил богаче и спокойней. И уж точно не пил бы до беспамятства, пытаясь избавиться от терзающих мыслей. Беспокойный у меня характер. Из тех, о ком говорят «больше всех надо» и «дурная голова ногам покоя не дает». Кто-то делает деньги, кто-то карьеру, а я… я создаю себе проблемы и неприятности. Фу, какие мысли в понедельник утром! Может, не надо было вчера пить шампанское?