ФРОСЯ. Точно не знаю. Говорят, не далеко. В Боровичи. Боровичи совсем рядом, Томочка. (
Затемнение
АВТОР. Эвакуация детей из Ленинграда началась практически сразу, как только объявили войну. Нападения ждали со стороны Финляндии, союзницы нацистской Германии. (
Возникают очертания ленинградской улицы, по ней торопливо идут две женщины.
1-я ЖЕНЩИНА. Ужас какой рассказывают! Целый состав с детьми разбомбили!
2-я ЖЕНЩИНА. Где, когда?!
1-я ЖЕНЩИНА. Вчера. На железнодорожной станции. Целый состав! Никто не спасся! Триста детей погибло!
2-я ЖЕНЩИНА. Не может быть!
1-я ЖЕНЩИНА. Так говорят.
2-я ЖЕНЩИНА. А где бомбили? Где? Вы не знаете?
1-я ЖЕНЩИНА. Лыково, станция называется. Или Лычково. Врать не стану.
2-я ЖЕНЩИНА. Господи, я же Нюсеньку только на прошлой неделе отправила! Что же делать теперь?
1-я ЖЕНЩИНА. Говорят, матери собрались и пошли в Горсовет. Требуют: верните наших детей! Мол, пусть лучше они с нами здесь будут! А умрем, так вместе! Хотя бы знать будем, как и где!
2-я ЖЕНЩИНА. Мне-то что делать? Нюсеньку надо спасать! В Горсовет пошли, говорите? Может и мне в Горсовет побежать?
1-я ЖЕНЩИНА. Бегите, мамаша, бегите!
Затемнение.
АВТОР. 13 июля 1941 года вражеские самолеты действительно обстреляли детский эшелон на 226-м километре Октябрьской железной дороги, вблизи станции Боровенка… Количество погибших неизвестно. Эта трагедия по каким-то причинам не попала в отчеты об эвакуации, только в недавнее время заговорили о ней. А вот на станции Лычково в 2005 году открыли мемориал погибшим детям. Через 64 года после трагедии…
Возникают очертания железнодорожной станции. Девочка и мальчик смотрят в небо.
МАЛЬЧИК. Смотри, самолет летит!
ДЕВОЧКА. Немецкий?
МАЛЬЧИК. Ты что! Немецкий наши еще сегодня утром подбили! Ура!!!
ДЕВОЧКА. Точно наш самолет?
МАЛЬЧИК. Да точно!
ДЕВОЧКА. Смотри, смотри! А что это сыплется из него?
Затемнение.
АВТОР. Сыпались бомбы… Вражеский самолет пошел по второму кругу, расстреливая из пулемета разбегающихся детей… Вот документ. (
Возникают очертания заводского цеха. В цехе Фрося и ее начальник.
ФРОСЯ. Я вас очень прошу, Иван Максимович! Всего на три дня! Что же мне на колени перед вами встать?
НАЧАЛЬНИК. Не могу, Фрося, как ты не понимаешь? Работать кто будет? Узнают, что я тебя отпустил, – под трибунал отдадут. Время военное.
ФРОСЯ. Ладно вам! Лиду вон отпустили… И никто вас под трибунал не отдал.
НАЧАЛЬНИК. Эх, семь бед – один ответ! Вы, мамаши, с ума посходили! Всем вдруг понадобилось детей их эвакуации забирать! Куда? Зачем? Что здесь хорошего?
ФРОСЯ. Сердце не на месте! Слухи страшнее страшного по городу ходят! Ночами не спишь, думаешь, как она там? Жива ли? (
НАЧАЛЬНИК. Пиши заявление!
ФРОСЯ. Ой, спасибо, Иван Максимович! Руки вам буду целовать!
НАЧАЛЬНИК. Прекрати, Фрося! Но только попробуй мне через три дня не вернуться!
ФРОСЯ. Вернусь! Вернусь! По гроб жизни благодарить вас буду!
НАЧАЛЬНИК. За что? Вы, мамаши, сами не понимаете, что делаете! Ты вот что, беги в исполком, возьми разрешение, чтобы дочку забрать. Без разрешения не отдадут, напрасно только съездишь.
Затемнение.
АВТОР. Бабушка приехала в Боровичи, куда эвакуировали мою маму, но детей там не оказалось. Когда стало ясно, что место эвакуации выбрано неправильно и скоро в Боровичах будут немцы, детей отправили дальше – в Ярославскую область. Бабушка рванула туда.
В неразберихе первого месяца войны, многие Ленинградцы вернули своих детей из эвакуации. Тогда никто не мог предположить, какая их ждет судьба…
Возникают очертания военного эшелона. У дверей вагона Фрося, Томочка и боец-охранник. Томочка сильно простужена, едва держится на ногах.