Петербургская драматургия. Ежегодник 2022

БОЕЦ. Говорю же вам, в Ленинград уже никого не пускают. Только военные эшелоны.

ФРОСЯ. Почему?

БОЕЦ. Такой приказ! В город – только военные поезда.

ФРОСЯ. Нам очень надо!

БОЕЦ. Вы что же дура, мамаша? Город окружен, а вы рветесь туда! Зачем?!

ФРОСЯ. Я на работе всего на три дня отпросилась, а уже четвертый пошел! Меня ж за это под суд!

БОЕЦ. Вряд ли… Должны понимать… Война все планы меняет…

ФРОСЯ. Миленький, помоги же ты нам!

БОЕЦ. Не могу!

ФРОСЯ. Что мне с дочкой делать? Заболела она, едва на ногах стоит! Куда мне с ней теперь? Войди в положение! Помоги до дому добраться, миленький! Окружен город, не окружен, мы уж дома разберемся!

БОЕЦ. К начальнику эшелона идите.

ФРОСЯ. Ходили! Отказал… Говорит, откуда дочь забрали, туда и возвращайтесь. А мне на следующей неделе по разнарядке на оборонные работы идти! Кто за меня пойдет? Кто будет окопы рыть? Пусти нас, Христа ради!

БОЕЦ. А мне за вас потом отвечать?

ФРОСЯ. Что ты! Мы как мышки тихо сидеть будем! Ты нас только в вагон пусти, миленький!

ТОМОЧКА. Мне плохо, мама… (Падает.)

ФРОСЯ (подхватывает дочь, с трудом берет на руки). Христа ради прошу!

БОЕЦ. Ладно, полезайте! Только я ничего не видел!..

Затемнение.

АВТОР. Лето 41 года было жарким. Ясная погода позволяла фашистам бомбить Ленинград ежедневно. Мама и бабушка вернулись в Ленинград 6 сентября. А 8 сентября кольцо блокады сомкнулась. В этот же день в результате бомбежки загорелись Бадаевские продуктовые склады. Надвигался голод. Зима началась очень рано и была аномально суровой… (Перебирает фотографии.) В 41-ом году отец закончил в школу и собирался поступать в Академию художеств. Как и его друг – Сашка.

Возникают очертания Академии художеств и сфинксов, укрытых дощатыми футлярами. Прислонившись к гранитному парапету Невы, стоят Олег и его друг Сашка. Сашка обхватил голову руками.

ОЛЕГ. Что с тобой, Сашка?

САШКА. От голода едва на ногах держусь.

ОЛЕГ. Брось! Не придумывай! Идем!

САШКА. Ты, Олег, говорил, война неделю продлится. Месяц. Ну, максимум два…

ОЛЕГ. Ну, говорил… Я вправду так думал… И многие думали. Не хотелось верить, что война надолго.

САШКА. Ты говорил, мы немцев шапками закидаем!

ОЛЕГ. Не говорил я так, не придумывай! Не мог я так говорить…

САШКА. Смысл был именно такой!

ОЛЕГ. Ну, хватит! Идешь ты со мной или нет?

САШКА. Нет!

ОЛЕГ. Почему?.. Послушай, столько лет мы приходили сюда в приготовительный класс, мечтали, что когда-нибудь поступим в Академию! Выучимся, станем знаменитыми художниками, как твой любимый Федор Васильев. Ну, или как Левитан. А я даже не задумывался, что Академии есть чердак. Такой огромный чердак! И крыша. С целое футбольное поле! На чердаке сейчас стоят бочки с водой и ящики с песком. Щипцы лежат – зажигалки тушить.

САШКА. Откуда ты знаешь?

ОЛЕГ. Я в отряд записался. Добровольный пожарный отряд. Вчера наше звено балки на чердаке Академии суперфосфатом обрабатывало.

САШКА. Суперфосфатом? Я думал это удобрение.

ОЛЕГ. Так и есть. Но не только! Оказывается, если раствором суперфосфата пропитать дерево, оно не горит.

САШКА. Бесполезно. Все бесполезно!

ОЛЕГ. Почему?

САШКА. Нас здесь замуровали. Мы все погибнем!

ОЛЕГ. Откуда в тебе это упадничество, Сашка? Нельзя быть таким пессимистом! Идем!

САШКА. Куда ты меня тащишь, Олег?

ОЛЕГ. Хочу, чтобы ты тоже в пожарный отряд записался! Будем вместе дежурить, вместе зажигалки тушить!

САШКА. Надо было вовремя из города уезжать! И ведь была такая возможность!…

ОЛЕГ. Куда?

САШКА. Куда угодно! Сдохнем мы здесь!

ОЛЕГ. Между прочим Академия продолжает работать. Никто никуда не уехал!

САШКА. Все сдохнем! Я не верю в победу!

ОЛЕГ. Замолчи! Я этого не слышал. И только попробуй еще раз так сказать! Ты же сам себя в гроб вгонишь! Своим настроением! Разве не знаешь сказку про двух лягушек, которые попали в горшок со сметаной? Одна сдалась и захлебнулась, а выжила та, что барахталась до конца! Надо барахтаться, Сашка! До конца.

САШКА. Ну, и барахтайся сам! Я человек, а не лягушка!

ОЛЕГ. Ну, и сиди здесь один! (Уходит.)

Затемнение.

АВТОР. Сашка умер от голода в конце ноября, самого голодного месяца блокады. С 1 октября нормы снизились до 400 грамм в день рабочим и 200 грамм служащим и иждивенцам. Все ждали увеличения нормы к празднику Октябрьской революции, но повышения не произошло. Многих это морально подкосило. Более того с 20 ноября норма снизилась до 250 грамм для работающих и 125 грамм для иждивенцев и продержалась так почти месяц. "Сто двадцать пять блокадных грамм с огнём и кровью пополам", – написала об этом Ольга Бергольц в своей «Ленинградской поэме». (Перебирает фотографии.) Вот фотография моей девятилетней мамы. На руках у нее годовалый двоюродный брат. Кто сфотографировал их в ту блокадную зиму? Не знаю. Теперь уже не у кого спросить…

Возникают очертания комнаты в ленинградской квартире. Окна плотно завешаны одеялами. В печке-буржуйке чуть теплится огонь. На кровати лежит Дуся, укрытая одеялами и пальто, только нос торчит. Утро. Фрося приносит тазик с водой.

ТОМОЧКА. Не буду умываться!