Петербургская Коломна

В мае в Париж, со своей выставкой картин и гравюр приехала А.П. Остроумова-Лебедева. Однако из-за отсутствия свободных помещений и необходимых средств выставка не состоялась. Анне Андреевне художник сообщал: «Видел, наконец, Аненьку, она передо мной не виновата, я тебе на нее наговорил – оказывается, она была у меня два раза, но в первый раз никто мне об этом не сказал. Изменилась она мало, растолстела только… За обедом – мы обедали на воздухе – очутились рядом с Прокофьевым и его женой Линеттой… я сейчас же их с Аненькой познакомил, мы все вместе беседовали, и к концу обеда вышло так, что я сосватал Аненьке портрет с Прокофьева. И он, и она были очень довольны. Оказывается, Аненька большая поклонница его музыки, в особенности „Трех апельсинов"… Три дня тому назад приехал сюда Мстислав (Добужинский. – Авт.)… Я его видел, он мало изменился, жаловался, что нет денег и есть долги…».

Анна Андреевна в своих письмах сообщает брату о своих походах по пригородным паркам Ленинграда, о музыке на Павловском вокзале, и о теплых воспоминаниях, нахлынувших на нее. Она напомнила ему о семейной реликвии их дома – музыкальном ящике, который теперь так любит слушать, взобравшись с ногами на стул, ее маленькая внучка. А в Париже – выставка Зинаиды Серебряковой, концерты Кнушевицкого, печальная весть о смерти Кустодиева, встречи с Бушеном, Эрнстом, Буниным, с приехавшим из Тифлиса Женей Лансере, потолстевшим и облысевшим. Евгений Евгеньевич остался таким же добрым и ласковым другом.

В 1928 году в Париж с группой работников «Ленфильма», среди которых были Козинцев, Трауберг, приехал сын Анны Андреевны, Евгений Сергеевич Михайлов («Женька»). Группа снимала в Париже отдельные части города – вводные планы к картине «Новый Вавилон».

В Париж поезд пришел поздно вечером. На вокзале «Женьку» встретил Мефодий Георгиевич Лукьянов, препроводивший дорогого гостя в 16-й район, на бульвар Эксельманс, где Константин Андреевич и Миф снимали квартиру. Дядю племянник нашел похудевшим, постаревшим, с густой сединой в волосах. Уютная двухкомнатная квартира гостеприимно приняла родного человека с берегов Екатерининского канала. Утром, угостив племянника кофе с круассанами, Константин Андреевич долго его расспрашивал о доме, о родных и близких, о Ленинграде.

В свободное от съемок время они подолгу бродили по Парижу, бывали в гостях, посещали театры и концерты. Время бежало быстро, приближался день отъезда. Прощаясь, Константин Андреевич выглядел очень печальным, чувствуя, видимо, что больше свидеться не придется. Так это и случилось. Пока же 3 марта 1928 года художник писал Анне Андреевне: «Ну вот, улетел наш ясный сокол и, вероятно, уже долетел до вас!.. От Парижа он в восторге полном… Вот, беспощадное время пронесло все: и наши ожидания Женьки, и его пребывание, и его возвращение, казалось, и не было ничего. Мне это напоминает детское мое чувство перед Рождеством и Пасхой или балом, когда ждешь-ждешь, пройдет, и останется грустное что-то: вот было и нет больше».

Время безжалостно отсчитывает минуты и часы. Константину Андреевичу исполнился 61 год, но со старостью он мириться не хочет, мысли и чувства не старческие. Сестре он пишет: «Хочу тебе сказать, Анюточка! Ты не можешь себе представить, насколько я к 60 годам – увы, поздно – дозрел, насколько я стал совершеннее во всех отношениях…».

Стареет и Анна Андреевна – годы берут свое. Она изменилась, располнела, но брат, получив две ее фотографии, увидел все-таки в ее новых чертах «милую мордочку то десятилетней, то двадцатилетней соррентской Увочки». На комоде в рамочке у Сомова стоит портрет Анны Андреевны, где ей 20 лет. Маркиз де Пизис, художник, внимательно рассмотрев портрет, сказал:

«Какая красивая и очаровательная особа». Был несколько удивлен, когда Сомов сказал, что эта блондинка уже старенькая.

К.А. Сомов за работой.

Париж. Фото 1936 г.

17 августа 1933 года в Ленинграде скоропостижно скончался Сергей Дмитриевич Михайлов, бывший статский советник, муж Анны Андреевны.

Сомов написал сестре письмо с соболезнованием: «Очень мне его жаль – не любил он меня всю жизнь, но страшная смерть со всем примиряет…

Вижу, что ты, моя вечная умница, не развалилась, не растерялась, не сломилась. Какое это для меня счастье, если бы ты знала…». Погоревав, Анна Андреевна находит забвение в искусстве. В письмах к брату рассказывает о своих театральных походах. В январе 1934 года Сомов спрашивает: «Я не совсем разобрал фамилию Жизели – Дудинская? Я думаю, приятно было посмотреть этот балет…».

В старой квартире на Екатерингофском проспекте остались письма Константина Андреевича. Их с удовольствием перечитывает Анна Андреевна. Письма о прошлом, строки о молодости, жизненных планах, успехах и неудачах. Веселое и беспечное было время. Брат настоятельно просил прислать ему в Париж фотографию ее головы большого размера, делился с сестрой своими тревогами по поводу захвата Рейхом в 1938 году «несчастной» Австрии. «Теперь черед Чехословакии. Что тогда, война?..»