Петербургская поэма. Избранные стихотворения

Сколько стихотворцев вокруг! Как микробов в воздухе…
(Позаимствую образ у почившего в бозе поэта.)
Но на ком, в самом деле, оставлена Божья мета?
Бог оставил поэзию, и она нуждается в отдыхе.

Поэзии нужен неотвратимо новый Хлебников,

Нужна лаборатория, где вырастят новый поэтический штамм.
…Увы, не щеголяет окраской дерзкий щегол Мандельштам;
Зато расплодилось множество вполне именитых нахлебников:

Холодная выверенная эстетика нобелевского лауреата,

Белые снеги на вынос, Юнона и Авось на внос
Процокали спотыкающимся стаккато —
Словно речь какую проговорили в нос,

Проболтали, проворонили и промяучили,

Не осталось царапины, ни следа, ничего не осталось.
Только славы краюха, как будто нищая жалость,
Только знамя потрепанное, которое якобы вручили по случаю.

Только случай – не дар и не голос, он убог и коварен,

Он как резник-проказник на кровавом забое скота,
Забивает скотину, лыбясь, потому что скотина не та,
За кого себя выдает; все равно забивает, забывает, за что благодарен.

Отдыхает поэзия русская, вооружается версификация,

Ширятся ширяющиеся песенников ряды.
И никто не замечает, как буйно цветет акация,
И никто не опишет образ падающей в небо звезды…

Поэт Мандельштам

Поэт Мандельштам,
преодолевая пространство,
перешел
в лютеранство,
как переходят,
не оглядываясь,
через узенький мост.
Но поэт Мандальштам
был, оказывается,
не так-то прост:
запрятав свое иудейство
под немецкий армяк,
он отнюдь не расслабился,
не размяк, —
только ходил,
бормоча,
стихи
про какого-то палача,
и размахивал руками,
как
крыльями,
не оглядываясь на тех,
кто крался за ним сзади,
и, сочиняя стихи,
раскачивался,
как
сумасшедший
цадик.

Нескладные строки об Осипе Мандельштаме и Марие Петровых

„Мастерица виноватых взоров“ —
так назвал Марию Петровых
Осип Мандельштам.
Был, говорят, он
надменен и упрям,
как «последний час вигилий городских“.

„Мастерица виноватых взоров“

не любила Осипа Мандельштама.
Был и у нее суровый нрав,
и она, вовсе не стесняясь,
говорила Мандельштаму
прямо,
мол,
не мил
ей как мужчина,
и вообще – невзрачный и плюгавый.

Так и не сложилось у них чувства,

но зато сочлись посмертной славой
„Мастерица виноватых взоров“,
чей в веках прославлен страстный норов,
да и тот, чья жизнь – сплошной надрыв,
написал, что ныне эта яма
именем зовется Мандельштама,
как любовь – Марией Петровы́ х…

Читая Пелевина