Петербургские апокрифы

Утренний разговор с Александрой Львовной не выходил у нее из головы, и, как бы продолжая свои мысли, она спросила Митю:

— Как вы думаете, я нравлюсь князю?

Тот серьезно и несколько печально ответил:

— Я думаю, да.

— Ну, зато мне он совсем не нравится, — засмеялась Наташа несколько притворно, как бы стараясь скрыть что-то. — Он герой не моего романа.

— Но вы так часто говорите о нем.

— Вот если бы он был похож на… — Наташа не договорила, пристально поглядела на Митю и, поморщившись, оборвала: — Глупости все это. Правда, будто и разговора другого нет, кроме как о князе!

Чугунов приехал почти перед самым ужином. Он подошел прямо к Наташе.

— Меня ужасно задержали, я так огорчен, — заговорил он, как бы извиняясь.

— Ну, вы не много потеряли, — с гримаской сказала Наташа и сейчас же обратилась к Мите, — а Жук, Жук как счастлив, посмотрите на его лицо! Вспотел даже, бедный, от счастья.

Князь посмотрел удивленно на Наташу и прошел знакомиться с хозяйками.

Наташа проводила взглядом князя. Через несколько времени он подошел опять к ее креслу.

— Не уходите теперь от меня, если вы хоть немного… — быстро прошептала Наташа, беря Митю за руку, и громко сказала. — В этом году вас будут отпускать еще в среду. Вот хорошо, будем вместе ходить в Летний сад, ездить в театр.

Митя не понимал Наташиного волнения, а та говорила все оживленнее. Князь отошел в темный угол террасы и, скрестив руки на груди, стоял высокий, какой-то неуклюжий в своем смокинге.

Однако Катя не оставила Митю в покое и опять потащила танцевать.

Князь сейчас же подошел к Наташе.

— Почему, — спросил он, — почему, Наталья Андреевна, вы второй день так враждебно встречаете меня. Я так радовался сегодня весь день тому, что увижу вас, а вы…

— Полноте, — перебила его Наташа со смехом, — вам так показалось. Что я могу иметь против вас, моего спасителя? Не правда ли, вы чувствуете себя немного моим спасителем? И удивляетесь неблагодарности моей?

— Нет, — возразил князь, — благодарной вам мне не за что быть. Но мне показалось после нашего разговора тогда на балконе у нас, что мы с вами друзья. Это было очень радостно мне, но, вероятно, я ошибся, и мне это просто так показалось.

— У меня нет друзей, и я не люблю и не понимаю этого слова, — сказала Наташа.

Несколько минут они молчали.

— Помните, — заговорил князь каким-то глухим голосом, — я говорил вам, что умею только мечтать о жизни. Теперь я понял, что это был лишь детский романтизм. Вдруг как-то случилось, что я начал жить — я узнал настоящую тревогу, настоящую радость, смертельную тоску, и все это случилось потому, что я…

— Мама, мамочка, мама! — закричала Наташа Александре Львовне, появившейся в зале, — мамочка, поди сюда!

В голосе Наташи был почти ужас, будто она звала мать спасти ее от страшной опасности.

Она даже поднялась с кресла и бросилась к матери на шею.

— Что с тобой случилось, Наточка, птичка моя золотая? — тревожно спрашивала Александра Львовна, чувствуя, как дрожит Наташа.

VI

Катю Маровскую отпустили погостить к Тулузовым на неделю. Александра Львовна думала, что она, болтливая хохотушка, развлечет Наташу.

Действительно, Катю и просить об этом не надо было. Целый день звенел ее голос по всему дому. Она кокетничала и с таявшим от восторга Колей, и с Митей, мало поддающимся ее чарам; придумывала прогулки и игры и даже Андрея Федоровича нисколько не боялась, который, впрочем, по своей привычке держался при ней очень галантно.

Наташа не очень любила Катю; сейчас же ее раздражала эта несколько преувеличенная постоянная аффектация; но на второй вечер после водворения Кати в Наташиной комнате они разговорились и проговорили до четырех часов ночи, как могут говорить только девушки лет в восемнадцать, для которых много еще нерешенного и неразгаданного.

С тех пор Катя каждый вечер забиралась к Наташе в постель, и, потушив свечу, они разговаривали шепотом, пока не засыпали, обнявшись.

Говорили, конечно, главным образом о любви.

— Вот говорят и пишут в романах: «любовь, любовь», — говорила Катя. — Конечно, когда за тобой ухаживают, если сама влюбишься, это очень приятно. Без романа скука смертная, но чтобы «с милым рай и в шалаше», этого я не понимаю. Во-первых, как же это на всю жизнь сказать, что я люблю одного, и от всех, всех отказаться навсегда? Во-вторых, шалаш это хорошо раз, два, а потом и надоест. Да я больше двух месяцев и влюблена быть не умею. Сначала, когда только начинает ухаживать, как игра интересная, потом объяснение, неделю будто в чаду счастливом живешь. Нацелуешься всласть, и уже скучновато делается, а там кто-нибудь новый и интересный встретится. А выйти замуж по любви за чиновника какого-нибудь и с первого дня копейки считать — это уж просто мещанство.

— Как же без любви, по-твоему, можно выйти замуж? — спрашивала Наташа будто у старшей, хотя прежде всегда слегка презрительно относилась к Кате.