Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России

Карьера Юлия Бутца развивалась довольно быстро. Он прекрасно знал сложности ремесла ювелира, так как ещё в батюшкиной мастерской постиг многие профессиональные премудрости. А потом были годы странствий по Европе в компании с сыном лучшего друга покойного отца, Карлом Фаберже. Вместе они изъездили Германию, Францию, Англию, посмотрели сокровища музеев, учились у лучших специалистов своего дела. На Юлия Бутца большое влияние оказал изысканный вкус ювелиров Парижа, Берлина и Лондона. С 1879 года он – купец 2-й гильдии, а с 1881-го – оценщик Кабинета. Поскольку он оставался поставщиком Двора, Бутцу приходилось исполнять достаточно много заказов Кабинета, что составляло надёжный источник дохода. То Юлию Бутцу, как и его коллегам-ювелирам Болину и Зефтигену поручалось быстро переделать на табакерках и перстнях вензель Александра II на вензелевое имя нового самодержца Александра III, «с заменою находящейся под литерою А цифры II цифрою III».[528] То ювелиру заказывались в запас кладовой Кабинета бриллиантовые орденские, статс-дамские и фрейлинские знаки, причём ордена работы фирмы «Ф. Бутц» обычно было принято жаловать иностранцам. А конкуренция в изготовлении орденов существовала немалая: давно славились изделия таких мастеров, как Кейбель, Кеммерер и Эдуард, к ним при Александре III присоединился и обосновавшийся на Невском проспекте золотых дел мастер Г. Иоханссон (Иогансон).[529] Показательно, что именно «ювелирам Бутцу и Иогансону» поручили из сломанных фрейлинских знаков с вензелем императрицы Марии Александровны сделать 10 новых, с «именем» царицы Марии Феодоровны, супруги Александра III.[530]

В начале 1884 года заведующий Кабинетом представил министру Двора письменный доклад о высочайших подарках. Чиновника заботило, что отнюдь не все такие изделия выглядели презентованной от Двора наградой. Естественно, не вызывали подобных сомнений табакерки и перстни с портретами или с «вензелевым изображением Имени Их Императорских Величеств», и обыкновенные часы, если их дополнял государственный герб. Зато на прочих жалуемых предметах отсутствовали какие бы то ни было видимые знаки августейшего внимания. Услужливый царедворец, чтобы устранить это упущение, не только полагал нужным отныне украшать наградные дамские броши и браслеты двуглавым российским орлом, но и успел предложить «состоящим при Кабинете оценщикам драгоценных вещей ювелирам Бутцу и Зефтигену, ювелиру Фаберже, а также архитектору Кабинета Шильдкнехту составить проекты таковых рисунков». Хотя граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков посчитал тогда хлопоты заботливого подчинённого преждевременными, вскоре эти эскизы оказались востребованными.[531]

Состоятельные покупатели, заходя в элегантное помещение магазина фирмы, всё так же располагавшееся на первом этаже здания, высящегося на углу Большой Морской и Гороховой, продолжали обращаться к Юлию Бутцу со своими заказами. Клиенты имели возможность неспеша изучить и оценить красоту предлагаемых к продаже драгоценностей, выставленных в открытых футлярах в окнах-витринах на фоне шёлковых занавесок.[532]

Однако с 1886 года сам Юлий Бутц практически перестал заниматься ювелирной работой. Любитель изысканных вещей, он продолжал набрасывать рисунки изделий. При всей всеядности эклектики, пользующейся арсеналом заимствований из различных европейских стилей, Юлий Бутц, работая над заданиями Кабинета, более склонялся к решению в духе классицизма предметов (особенно составляющих парюру), построенных на растительных и геометрических формах. Смысловые же точки узора всё чаще акцентировались вкраплениями ярких пятен самоцветов в сплошь выстланный «инеистыми» алмазами фон.[533]

В 1886 году Юлий Бутц, сохранив за собой фамильную фирму «Ф. Бутц», продал свою мастерскую двадцатишестилетнему финну Томасу Полвинену, некоторое время стажировавшемуся в её стенах. Уроженец городка Кумманиеми, расположенного возле самой русской границы, совсем юным приехал искать счастья в Петербург. Ему удалось поступить в ученики к золотых дел мастеру Пекке Иннанену и довольно быстро овладеть у земляка секретами выбранного ремесла.

Кстати, в это время в Северной Пальмире работало много выходцев из Княжества Финляндского. Один из них, золотых дел мастер Туомас Копонен, очень любил делать ставшие модными броши, весьма натуралистично изображавшие различных насекомых. Тельце какой-нибудь летящей мушки ювелир формировал обычно из двух крупных полусферических сапфиров, причём круглый кабошон имитировал её «грудку», а овальный – «брюшко», распростёртые же крылышки, покрытые сеточкой «жилок», сплошь унизывали сверкающие алмазы.[534]