Читаем Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России полностью

Отобрав нужные для работы коронные бриллианты, в том числе из давно не употреблявшихся украшений, он сделал обе части застёжки, придав каждой форму подковки с как бы зависавшим внутри неё крупным грушевидным панделоком, отчего пространство вокруг последнего образовывало вторую «подкову». Столь, на первый взгляд, странный мотив придворный мастер выбрал неслучайно, эта эмблема удачи, по народным поверьям, должна приносить владелице счастье. К тому же, как известно, подкова (правда, вместе с наковальней) служила атрибутом Св. Элигия, покровителя ювелиров и кузнецов.[325] На сей раз пришлось пожертвовать одной из семи «буколь», чтобы взять из неё панделок-«подвеску», весившую, по определениям придворных оценщиков, «от 24-х до 26 гран».[326] После 1925 года это трёхрядное жемчужное ожерелье с драгоценным фермуаром неизвестно куда продали. Но сохранившаяся чёрно-белая фотография позволяет оценить не только неисчерпаемую фантазию Болина, но и справедливость высказываний о редком мастерстве, с каким делались оправы, потому что многочисленные алмазы зажаты в почти незаметных сверху «лапках»-крапанах и как будто «зависают» над серебряной с золотым низом основой, совершенно скрывая её.[327]

Некоторые клиенты Карла Болина, нуждаясь в деньгах во время Крымской войны, предложили ему купить у них за полцены когда-то приобретённые в его фирме драгоценности. Однако придворный ювелир, прекрасно зная, как выросли цены, ответил, что он сможет дать продавцам-аристократам лишь первоначальную цену. Согласно семейной легенде Болинов, это так устыдило высокопоставленных магнатов-клиентов, что они, «вместо того чтобы продавать фирме обратно свои украшения, начали покупать новые».[328]

Хенрик-Конрад Болин и его петербургские племянники

Почти два десятилетия помогал старшему брату перебравшийся в Северную Пальмиру в 1836 году из Стокгольма Хенрик-Конрад Болин (1818–1888), пока не почувствовал себя в силах, особенно после триумфального успеха фирмы на Всемирной Лондонской выставке, завести филиал семейного дела в Москве, куда он переехал в 1852 году. В «первопрестольной» Хенрик-Конрад (Генрик-Конрад), или, как его предпочитали именовать, Андрей Болин вступил в компанию с великобританским подданным, коммерсантом Джеймсом-Стюартом Шанксом, зарегистрировавшимся «владельцем магазина золотых и серебряных изделий в Москве». В открытом на Кузнецком мосту магазине фирмы, явно в пику столичному «Английскому магазину Никольса и Плинке» названном «Английский магазин. Шанкс и Болин», младший брат придворного ювелира возглавлял отдел серебряных и ювелирных изделий. Ставка делалась на серебро, так как Москва испокон веков славилась традиционными вещами из этого драгоценного металла.[329]

Целая группа московских мастеров работала на успешную фирму.[330] У Хенрика-Конрада было семеро детей: три дочери и четыре сына. Когда глава семейства скончался, выяснилось, что всё огромное состояние он завещал жене и дочерям. Шанкс тут же вышел из дела, основав собственный торговый дом. Сыновья, получившие солидное образование, должны были сами пробивать жизненную стезю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука