Петербургские крокодилы

— Поставьте здесь фонарь, и оставьте нас наедине — скомандовал Александр Павлович сопровождавшему его смотрителю — я позову, когда нужно будет.

Арестант, при виде полицеймейстера и вошедших с ним лиц, встал с нар, но не с той поспешностью, которая присуща почти всем арестованным мелким преступникам. Он поднялся тихо, запахнул полы халата, и без признака какого бы то ни было искательства, поклонился Трехгубному, которого знал давно. Послушные приказанию, смотритель и стража удалились, полицеймейстер и разбойник остались с глазу на глаз.

— Хорошо ли живешь? Всем ли доволен? — спросил Александр Павлович, чтобы чем-нибудь начать разговор…

— Всем довольны… спасибо милости вашей… — кланяясь, и не без юмора отвечал Рубцов. — Только вот стены толсты, окна высоки, да дверь крепка!..

— На волю захотел?

— Теперь зима, зачем? Мне и в остроге хорошо… Вот одно скучно… Одиночка… «Секретная!..» Выпустите в «общую», раскаиваться не будете, Александр Павлович. При последних словах арестант своими умными глазами так и впился в полицеймейстера, хорошо сознавая, что, если тот явился к нему в камеру ночью, так значит по делу, и делу серьезному.

— Я затем приехал к тебе — словно отвечая на его мысли, вдруг проговорил полицеймейстер — услуга за услугу… Поможешь мне найти одну пропажу — проси, чего хочешь — в какую хочешь камеру переведу!..

— А очень хочется вам знать, Александр Павлович, кто в К — е собор обокрал?.. — усмехнулся Рубцов…

— Ты почем знаешь? Ты как узнал? Здесь в «секретной»?! — проговорил, ушам своим не веря, Трегубный… Он не мог сообразить, как, каким путем «Секретный» арестант, сидящий больше месяца в «замке», может знать то, что случилось всего пять дней тому назад в 150 верстах от города.

— Не удивляйтесь, Александр Павлович, — мало ли я что знаю, мне даже доподлинно известно, где все ризы и сосуды спрятаны… И не следовало бы говорить, да они меня, мошенники, и позапрошлом году обделили, так разве в отместку сказать… Говорить, что ли?..

— Скажи, скажи, пожалуйста, Григорий, голубчик, очень тебя прошу — говорил Александр Павлович, у которого как-то вдруг сладко и отрадно на душе стало, при одной мысли о назначенном вознаграждении…

— Вот то-то, теперь скажи, да Григорий, да голубчик, а помните, как к белым медведям грозились послать — то-то — не стоило бы вам говорить, право, не стоило бы говорить… Небось, как две тысячи целкачей заполучите, на нас опять наплюете, да в «секретную» на «мелкозвон» посадите… Все вы такие!

— Слово даю!.. Моему слову все верят… — говорил Трегубный, — у кого хочешь спроси… если дал слово — сдержу — говори вперед, что хочешь получить за раскрытие пропажи…

— Да что с вас взять? — денежки вам самим нужны, из-за того служите… да здесь в остроге и держать их нельзя… извольте… одно прошу… выпустите из «секретной», больно здесь скучно в общую к «подследственным».

Александр Павлович колебался не долго…

— Согласен — произнес он решительно.

— Слово?

— Слово!..

— Ну так помните… уговор лучше денег… никому ни слова, а то ведь и свои убьют… у нас на этот счет просто…

— Где же, где же спрятаны вещи?..

— Ишь какой вы прыткий!.. все чередом… людей не ловить, облавы не делать… Забирай вещи и шабаш… Только на том условии и открою… Слово?

— Слово!..

— Ну, так слушайте…

И арестант, нагнувшись, сказал несколько слов полицеймейстеру… Тот слушал его с возрастающим интересом и только повторял:

— Так, так!..

— Все ли поняли, Александр Павлович? Так ли я рассказал?.. Найдете ли? — говорил уже, улыбаясь, Рубцов.

— Ночью разыщу… спасибо… ай да молодец! Как же ты узнал?.. Откуда, как?

— Ну уж этого в уговоре не было…

— Ну, скажи по дружбе! — приставал Трегубный.

— Сорока на хвосте принесла, и потеряла!

— Ты все смеешься, Григорий…

— А то разве плакать?.. Ну, так и быть, слушайте, Александр Павлович — Трегубный насторожился — когда буду на воле, все вам подробно опишу…

— А ты скоро надеешься опять на волю?

— Скоро сказка сказывается, еще скорей дело делается, — ухмыльнулся Рубцов.

— Пословица-то не так говорится, — отшутился, в свою очередь, полицейский.

— Пословица-то, батюшка, Александр Павлович, старая, а мы то люди новые… она к нам и не подходит…

— Ну там как знаешь… а я слово мое крепко держу, — найду по-твоему указанию вещи, завтра же тебя в общую, не найду — не прогневайся, прощай!

Полицеймейстер пошел к выходу.

— Ваше высокоблагородие, — остановил его Рубцов.

— Что тебе?..

— Простите, больно давно не курил, всю душу мутит, цыгарочку бы в задаток с вашей милости…

Полицеймейстер улыбнулся, вынул серебряный портсигар и подал две сигары Рубцову. Тот низко поклонился.

— Век буду Бога молить за вас Александр Павлович, сердце у вас есть, вот что…

Полицеймейстер вышел из камеры и еще до света успел сделать обыск в доме, указанном Рубцовым.

Все похищенное в К-м соборе было найдено в целости, и тотчас же отправлено в К., а Рубцов на следующее утро переведен в «общую камеру» к обыкновенным подследственным арестантам.

Ученые галки