Петербургские крокодилы

Через минуту все было кончено… на туго натянутых веревках висели в предсмертных судорогах четыре тела, с надвинутыми на лица колпаками. Еще две, три минуты-движения их сделались слабее, и они повисли недвижимо и только слегка крутясь в воздухе…

Правосудие было удовлетворено!..

* * *

Вечером того же дня в камере Рубцова, которого, вследствие его заявления и справки о его офицерском звании, перевели в «дворянское» отделение, происходила в высшей степени интересная сцена. Рубцов, по обыкновению, лежал на нарах, а рядом с ним, наклонясь к самому его уху, сидел Федька Капустняк, которого мы видели под обликом румына, на железной дороге, а теперь, только по одному ему известным целям, явившегося к прокурору, и объявившегося убийцей и разбойником, из дворян, и потому немедленно заключенному в острог.

Он сделал это, очевидно, с целью повидаться с Рубцовым и, в виду смертного приговора, предоставить ему возможность побега.

План, который он теперь сообщал атаману, был смел, дерзок и даже, в случае успеха, не мог обойтись без большого кровопролития.

Атаман долго и со вниманием выслушивал его, но не сказал ни слова в ответ.

— Завтра… завтра все решится, — проговорил он, наконец, на все убеждения Капустняка: — завтра вызывают в суд… узнаю свою участь и решусь…

Действительно, как ни приставал Капустняк Рубцов был неумолим и откладывал решительный ответ до завтра.

Прошла долгая, томительная ночь… Впечатления только что пережитого в течение дня не дали спать никому в остроге… все знали, кроме того, что среди них есть еще один человек, обреченный на смерть и все эти люди, зачерствевшие, окаменевшие в преступлениях, невольно сочувствовали удальцу Рубцову, слава о подвигах которого превратилась чуть ли не в острожный эпос…

Около двух часов дня Рубцов вернулся из суда, он был мрачен и как-то особенно сосредоточен.

— Ну, что? Что? — бросился к нему Капустняк, — только что ушли конвойные.

— Помилован!.. На вечную каторгу! — глухо проговорил атаман. — На Сахалин!

— Да это хуже смерти! — воскликнул Капустняк. — Беги отец… беги… все готово…

— Не надо, Федя, спасибо!.. И без того довольно крови, больше не хочу… не хочу!.. Что же, и на Сахалине люди живут!..

Как ни умолял, как ни упрашивал Капустняк атамана бежать, тот оставался непоколебимым.

— Сказал, довольно крови! Будет! Пошабашил! Не нюнь! Надоело! — проговорил резко Рубцов и завалился на нары.

* * *

Извещенный о помиловании Рубцова, Голубцов тотчас же приехал в острог и нашел атамана совершенно спокойным и даже веселым. Он говорил о своем отправления на Сахалин, словно о поездке на дачу, или на загородную прогулку, — ни тени смущения не было заметно на лице его… он, очевидно, примирился со своей участью.

Через две недели, между рядами солдат, охраняющих вход на громадный крейсер, служащий для перевозки арестантов между Одессой и Сахалином, входило двое арестантов… Никто не прожал их, никто не махал им платком на прощанье, а между тем, всем переселенцам-ссыльным было известно, что это знаменитый атаман Рубцов, прямо заявивший начальству… что пошабашил! Пора на покой!..

Другой был его неизменный товарищ и правая рука, Федька Капустняк, пожелавший разделить участь товарища и добровольно сдавшийся суду. Решетчатая дверь арестантского отделения захлопнулась за этими последними пассажирами, и пароходная прислуга быстро стала выбирать якоря… Еще несколько минут и колоссальная масса пара и дыма вырвалась из черной трубы парохода, и он тихо и мерно двинулся от пристани.

Прощай родина!..

Роман окончен. Остается сказать еще несколько слов об остальных действующих лицах.

После свидания с Рубцовым, Голубцов бросился в Радом, нашел Клюверса, и с ловкостью истинного адвоката, выпутал его из петли суда и одновременно так запутал в собственные сети, что с этого момента, окончательно присмиревший миллионер, стал в руках его послушной куклой и тотчас же выехал заграницу, оставив ловкому адвокату полную доверенность по всем делам.

Вернувшись в Петербург, Голубцов нашел Карзанову совсем расстроенной подлой сплетней, пущенной про него Шведовым, и конечно, постарался доказать ей, что и Анфилохова с двумя горбами и двумя миллионами, и княгиня со ста пятьюдесятью тысячами годового дохода, не больше как плоды его фантазии… и тут же торжественно отказался от предъявления каких бы то ни было прав жены, или пасынка Васи на наследство…

Свадьба их состоялась, как и было предположено, на Петров день и в то же число, в парижской русской церкви, очень скромно было совершено венчание молодой княжны Ольги Перекатипольевой с Андреем Борщевым. Клюверс живет постоянно в Лондоне, завел себе целый гарем, но теперь боится быть оттуда изгнанным, так как сильно скомпрометирован в скандальном деле, разоблаченном нынешней зимой редактором «Пель-Мельской» газеты.

В Англии суд шутить не любит!