Читаем Петербургские очерки полностью

Блудов определен был правителем канцелярии при Верховном уголовном суде над декабристами{81}, суде, назначенном не судить, а лишь подписать жестокие приговоры, по воле бесчеловечного и сумасбродного Николая произнесенные над этим блистательным цветом русской молодежи двадцатых годов. Блудову же было поручено составить для следственной комиссии доклад на высочайшее имя о ходе заговора и действиях заговорщиков[308]. Комиссия поступала с заключенными самым гнусным образом: многих держали по неделям на хлебе и на воде, не давая им переменить белья; других пытали, секли; знаменитому Пестелю в самый тол день, что его привезли в Петропавловскую крепость, дали триста ударов розгами; потом этого же самого Пестеля видел на очной ставке Иван Иванович Пущин, с головой, окаймленной красным рубцом (рассказывают, что несчастному узнику сжимали голову железными обручами! Смело можно сказать, что железный обруч пытки был для Пестеля венцом доблести великого гражданина!). Иван Иванович Пущин на очной ставке с одним из своих товарищей на упрек последнего: «Как же ты мог, Пущин, выболтать такую вещь?» отвечал: «Ах! Не говори этого! Если бы ты знал, что со мною делали! Тут и отца родного выдашь!» Член следственной комиссии Чернышев немедленно, показывая кулак Пущину, заорал: «Молчать!»

После всего этого можно себе представить, что такое были показания несчастных узников и можно ли на них основываться для обвинения этих достойнейших сынов России?

Грустно, невыразимо грустно нам укорять и обвинять Блудова, которого мы так искренно любили, но что же делать?.. Истина выше всего: изменять ей не подобает!.. Всякий писатель обязан говорить правду, а тем более писатель-эмигрант, добровольный выходец из своего отечества, для приобретения свободы себе и своему перу добровольно покинувший погруженную в рабство родину свою…

Доклад следственной комиссии{82} приказано было Блудову составить в таком виде, чтобы стараться умалить значение заговора и стараться сделать заговорщиков смешными! Эта позорная мысль гнусного Николая была Блудовым рабски исполнена, но, разумеется, не достигла и не могла достигнуть предположенной ей цели. Людей, которые для блага своего отечества жертвовали состоянием, положением в свете, личной свободой, одним словом, всем тем, что людей пленяет и привлекает, и добровольно шли на каторгу, таких людей никакое перо в мире не может сделать смешными: перед подобными патриотами благоговеют честные современники; перед ними историк склоняется с уважением, и в будущем, когда политическое рабство уступит место свободе, тогда свободная Россия открыто почтит память этих великих мучеников. Доклад следственной комиссии нанес страшный нравственный удар и Николаю, и правительству, и Блудову, а в отношении к декабристам-страдальцам прибавил лишь новую яркую полосу к венцу подвигов высокого мученичества этих благороднейших людей!

Но император Николай не ограничился этой ложной и постыдной рукописью, которую, к несчастью, согласилось начертать перо слабохарактерного Блудова! Николай прибавил к рукописи еще разные свои затеи (в чем признавался мне сам Блудов), и Блудов имел непростительную слабость согласиться на эти дополнения, то есть принять их на свою нравственную ответственность!!! В числе этих гнусных прибавлений находится между прочим подлейшая клевета на князя Сергея Петровича Трубецкого; там сказано, что собранные для дел тайного общества пять тысяч рублей он издержал, но не на дела общества. Эта клевета, изобретенная самим Николаем, одно из яснейших доказательств нравственного уродства этого царя. Князь Сергей Петрович Трубецкой был человеком благороднейшего характера. По неисповедимой воле провидения он имел в жизни своей один день малодушия и трусости, и, к несчастью его, это был важнейший день его жизни — 14 декабря! Он тут прослыл трусом, между тем как он трусом никогда не был, о чем неоднократно свидетельствовали его старые товарищи по Семеновскому полку. Он делал все походы 1812, 1813 и 1814 годов в рядах гвардии, с храбростью истинно русского офицера; в особенности в сражении под Кульмом он отличился мужеством самым хладнокровным; впоследствии он переносил страшные бедствия свои с непоколебимым достоинством; он был весьма нищелюбив, делал много добра, находил наслаждение в том, чтобы оказывать помощь неимущим, и невзирая на свою слабость в день 14 декабря, до самого конца жизни своей пользовался любовью и уважением благородных товарищей своего благородного несчастья. И этого человека Николай хотел оклеветать!.. И Блудов согласился подписать эту клевету!..

Впоследствии он горько в том раскаивался…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное