Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века

«На мызе все оставалось так, как когда-то было заведено дедом, – делился Георгий Васильевич своими первыми впечатлениями от мызы Владимирской. – Начать с того, что ни лошадей, ни скота на мызе не было – имение было исключительно лесным. Дед, сберегая лес, его не рубил и засадил в строгом шахматном порядке большие пахоты "елочками", которые уже выросли. Старый лес был стройным и могучим».

Малковы-Панины обосновались на жительство в Гатчине, и дорога от дома до мызы пролегала по дворцовым имениям, в двух из которых помещалась царская охота. Непосредственно к мызе вела дорога от станции Елизаветино. «Дорога от станции до мызы была скверная: грязь, лужи, ухабы и глубокие колеи… В имении же все дороги были шоссированы благодаря деду, который сделал это за свой счет».

На мызе сохранялся старый помещичий дом. Кроме него на мызном дворе находились флигель управляющего, а также каретный сарай, конюшня и помещение для кучера и садовника. Был еще хлебный амбар для зерна и муки, погреб, который перед летом набивали льдом, и глубокий колодец с подъемным колесом. С другой стороны помещичьего дома имелся второй выход из застекленной веранды в небольшой парк, посередине которого располагался пруд с островом. Кроме упомянутых деревянных строений на мызе стояло еще несколько зданий, сложенных из гранитных валунов, – полузаброшенный круглый скотный двор и рига, где крестьяне сушили и обмолачивали свой хлеб. Со времен Печаткина рига использовалась для устройства театральных спектаклей, благодарными зрителями становились местные крестьяне.

С.Ю. Жуковский. «Осенний вечер». 1905 год

Все дела на мызе вел управляющий – старик Карл Иванович Гюпгер, удостоенный на 35-летний юбилей своей службы в имении наградой от Печаткина в виде золотых часов. Он был классическим примером хозяйственного, педантичного и аккуратного немца, мастера на все руки. В его флигеле помещалась мастерская со столярным и токарным станками и небольшой кузнечной печью.

В 1899 году мать Малкова-Панина стала полноправной владелицей мызы Владимирской. Будучи большой любительницей садовых и огородных дел, она пригласила на мызу ярославского огородника. «Огородники каждую весну приезжали на заработки в Петербург, а осенью возвращались к семьям на родину, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Это было их традиционное занятие, и в Петербурге они славились своим опытом и уменьем. Садовник Федор, красивый, с пышной бородой, с первого же года прижился и появлялся у нас почти двадцать лет каждую весну, принимаясь за оставленное с осени огородное хозяйство».

С.Ю. Жуковский. «Усадьба». 1899 год

Отец Малкова-Панина, генерал русской армии, член Государственного совета, видный специалист по крепостям, решил вдохнуть новую жизнь в усадьбу. Он сразу обратил внимание на то, что лес начинает приходить в запустение, заросли тиной пруды в парке, а также требуется капитальный ремонт построек на мызе. Строительными работами занималась артель гдовских плотников. Мыза похорошела, а старый помещичий дом значительно увеличился в размерах.

Семейная дачная жизнь здесь имела свои обычаи и традиции. В трех верстах от мызы Владимирской лежало село Вохоново, где располагался женский монастырь. По заведенной на мызе традиции, летом всегда ездили в этот монастырь – в церковь. Вохоново принадлежало помещице Н.А. Платоновой, чьи предки владели им еще со времен фаворита Екатерины II – графа Платона Зубова. «Эта престарелая девица, в молодости поражавшая мою мать своей амазонкой, белой верховой лошадью и борзою… была до невероятия чопорная, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – В 1917 году крестьяне Платонову расстреливали; она, правда, осталась жива, так как с испуга упала еще до выстрелов».

С.Ю. Жуковский. «Поэзия старого дворянского дома». 1912 год

Непременной традицией на мызе Владимирской было празднование 2 августа именин отца Георгия Малкова-Панина – военного инженера. Собиралось много гостей, которые останавливались в имении на несколько дней. Порой места не хватало, и гости спали во всех комнатах – на полу, на сене, и даже в бане.

«Ко 2 августа мы всегда готовили фейерверк, фонтаны, римские свечи, ракеты и бенгальский огонь, – вспоминал Георгий Васильевич. – Подправляли и клеили заново бумажные фонари. Всегда готовили аттракционы на тему дня. Когда шла война между бурами и англичанами (буры воевали в Африке за свою независимость, против английских колонизаторов, чем снискали себе сочувствие во многих странах, в том числе и в России. – С.Г.), мы устроили два транспаранта, освещенные свечами. На одном был бур, на другом – англичанин. В руках они держали римские свечи. Когда уже стемнело, мы поставили их в парке между прудом и балконом. Зажгли фонарики и бенгальский огонь. Парк был полон окрестных крестьян. Бур палил в англичанина, тот ему отвечал. Случайно транспарант с англичанином стал гореть и сгорел под громкие аплодисменты. Симпатии русских были на стороне буров».