Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель

Можно сказать, что это был еще и первый поистине народный музей. Многие экспонаты принесли сами ленинградцы: хлебные карточки, буржуйки, лампочки-коптилки, саночки, на которых возили воду, и многие другие реликвии блокадного быта. Были в коллекции ордена павших героев, именные пистолеты, наградные грамоты, бесценные фотографии и многие свидетельства героической обороны.

Музей успели посетить многие знаменитости, в том числе и из-за рубежа: Эйзенхауэр, Энтони Иден, архиепископ Кентерберийский, госпожа Черчилль и многие другие.

Конечно же, в нем на все лады восхвалялся и великий вождь всех народов. Повсюду висели его огромные портреты, а в центральном Зале Победы возвышалась громадная скульптура Сталина в полный рост.

Почему же музей был уничтожен? Кому он мешал? Разумеется, в те времена это могло быть сделано по приказу только одного человека – Сталина. Война уже отгремела, она закончилась для предводителя СССР величайшим триумфом, ему как «победителю фашизма», «спасителю человечества от коричневой чумы» воздавались небывалые почести. Положение тирана было прочно, как никогда. Однако Сталин был верен себе, своей злодейской тактике постоянного поддержания в стране атмосферы страха и террора. На этот раз жертвами было выбрано руководство Ленинграда. Жданов уже умер, и молодые и энергичные руководители города вызывали у параноика Сталина подозрение. Отсюда и так называемое Ленинградское дело, разгром и физическое уничтожение всей верхушки послевоенного руководства города. По сфабрикованным обвинениям все они были расстреляны. Был арестован и директор Музея блокады Лев Раков, по профессии историк античности. В чем его обвинили? Да в том же, в чем и других – в соучастии в «заговоре против Сталина». Вынесли смертный приговор, который потом заменили на 25 лет лагерей. Раков отсидел 7 лет и был освобожден уже после смерти Сталина в 1956 году, больным и измученным человеком.

Музей попал в жернова карательной машины, наверное, потому, что никакой другой «крамолы» в измученном блокадой городе найти было нельзя. А еще потому, что он раздражал Сталина. Сам он в музее не был, но ему о нем, конечно, докладывали, и упоминание об ужасах блокады его раздражало. В 1989 году Музей блокады был восстановлен и торжественно открыт. Однако то, что варварски уничтожили, восстановить уже было нельзя. Его нынешняя экспозиция все-таки меньше прежней.

Ленинградское дело

29 сентября 1950 года в Доме офицеров на Литейном проспекте, 20 начался необычный процесс, вошедший в историю, как Ленинградское дело. На скамье подсудимых сидели сильно исхудавшие и бледные после перенесенных побоев и пыток бывшие члены Политбюро, запредсовмина СССР, глава Госплана Николай Вознесенский, секретарь ЦК ВКПб, а до этого первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Алексей Кузнецов, председатель Совмина РСФСР Михаил Родионов, глава Ленинградского обкома и горкома партии Петр Попков и другие бывшие руководители города.

За закрытыми дверями

Заседание суда проходило за закрытыми дверями, сообщений о его ходе в печати не появилось. По описанию Эдварда Радзинского, после вынесения приговора произошла страшная и какая-то мистическая сцена: в зал вошли сотрудники госбезопасности, которые набросили на приговоренных белые саваны и на руках вынесли из зала. Так ли было на самом деле и откуда Радзинский взял описание этой сцены, неизвестно, многие документы того времени были потом уничтожены, а сами приговоренные тут же расстреляны.

Во время процесса, да и потом случившееся казалось совершенно невероятным. Ведь уничтоженные Вознесенский и Кузнецов считались самыми вероятными наследниками стареющего Сталина. Причем он сам их такими и назвал. В 1947 году на заседании Политбюро Сталин заявил: «Время идет, мы стареем. На своем месте я вижу Алексея Кузнецова…» В таком же духе, согласно воспоминаниям Анастаса Микояна, Сталин высказался в кругу своих соратников на озере Рица. Он сказал, что самой подходящей кандидатурой на должность предсовмина видит Николая Вознесенского, а на посту Генерального секретаря – Алексея Кузнецова.

«Как, не возражаете, товарищи?» – будто бы спросил вождь. Разумеется, никто не возразил…

Затаили злобу

Открыто, конечно, не возразили, но злобу затаили и стали втайне вынашивать замыслы об устранении соперников. Люди из «ближнего круга» Сталина, прежде всего Маленков и Берия, сами претендовавшие на то, чтобы после смерти вождя вскарабкаться на опустевший «трон». Они серьезно опасались, что молодая и энергичная ленинградская команда действительно придет им на смену.