Типичная обстановка в угловых квартирах выглядела так: «За занавеской развешано и разложено все имущество семьи: платье, белье и т. п. Постельные принадлежности семейных жильцов и других несезонных, т. е. проводящих и лето, и зиму в Петербурге, в большинстве случаев более или менее удовлетворительны: у них можно встретить и подушку с наволочкой, и одеяло, и тюфяк, и простыни. У жильцов же, приезжающих в столицу только на лето, часто отсутствуют какие бы то ни было постельные принадлежности: неприхотливые летники спят на голых досках или подстилают под себя ту самую грязную одежду, в которой работают, нередко в страшной грязи, в течение дня… некрашеный дощатый стол, 2–3 табурета, иногда соломенный стул из так называемой дачной мебели или деревянная скамья дополняют собой незатейливую обстановку угловой квартиры и вместе с койками и нарами составляют все ее убранство».
В квартирах рабочих позажиточнее встречались картинки, наклеенные на стены, старые кресла, зеркала, этажерки с книгами.
Отапливались эти комнаты и углы дровяными печами, освещались керосиновыми лампами, а так как на керосине экономили, то вечером в помещениях царил полумрак. В 1895–1896 годах проведено обследование жилищ рабочих в одном из пригородов и на Выборгской стороне Петербурга. На Выборгской стороне оказалось всего 12 квартир с водопроводами, в 23 случаях водяная колонка была в коридоре, в 7 — на дворе и в других местах и в 41 квартире пользовались водой, привозимой в бочках. В пригороде не было ни одной квартиры с водопроводом. Жильцы лишь 27 из 90 квартир пользовались водопроводом во дворе, а остальные покупали воду у водовоза или сами носили ее из ближайшего источника, который «в большинстве случаев представлял… очень загрязненную речку или ручей».
Жена рабочего могла подрабатывать дома, готовя обеды для холостяков или обстирывая их. Семейные рабочие старались обедать дома, так как пища была лучшего качества и из лучших продуктов, чем в трактирах и заводских столовых. Вот что рассказывали врачи столичной медицинской полиции о типах питания рабочих в 1896 году: «На табачной фабрике К. и П. Петровых, где было занято более 600 рабочих, проживавших исключительно на „вольных“ квартирах, мужчины уходят обедать (в перерыв), а женщины или приносят с собою холодный обед, состоящий из супа или щей, каши, картофеля, мяса, который разогревают, или готовят его в имеющейся для этой цели при фабрике кухне; от хозяина только кипяток и право пользоваться… дровами». Но такой возможности были лишены работники мелких фабрик, среди которых было много женщин и детей. В книге «Пищевое довольствие рабочих на фабриках» Ф. Ф. Эрисман приводит такие данные: «На языке фабричных, рабочие, которые пользуются домашними припасами, называются „кусошниками“. Таким рабочим нередко не приходится видеть горячей пищи в течение всей недели, ибо на фабрике разогревать и готовить приносимые из дома припасы некогда и негде… Такие рабочие, пробавляющиеся почти исключительно сухоядением (хлеб, картошка, селедка и т. п.) и среди которых местами находится много детей, подростков и женщин, получили характерное название „сухарники“. На предприятиях, где количество женщин и малолетних было невелико, они обедали в артелях вместе с мужчинами, но из-за более низких заработков не могли позволить себе покупать, даже в складчину, мясо, а ели только похлебку и хлеб; оплачивая лишь половину стоимости питания взрослого мужчины — члена артели, иногда с прибавкой копейки или двух в день на хлеб, расходуя в общей сложности в месяц 3,3–4 руб.». Одинокие женщины-работницы обходились в большинстве случаев без горячей пищи, «сухоядением», а если и варили себе пищу, то сразу на несколько дней.
«Питаются рабочие, как обыкновенно всюду, 4 раза в день: в 8 час. утра — чай с хлебом, от 12 до часу — обед из супа или щей, каша, картофель или макароны, в 4 часа снова чай, а вечером ужин из хлеба с колбасой или остатков обеда» — так характеризовали врачи столичной медицинской полиции рацион рабочих и работниц в Петербурге в начале ХХ века.