Петербургские женщины XIX века

Роман начинается как классическая любовная история. Молодая женщина Татьяна (Тата) едет на Кавказ знакомиться с семейством будущего мужа. Маленькая деталь — то, что будущий муж уже был гражданским мужем Татьяны в течение пяти лет до тех пор, пока не смог получить развод от первой законной жены, кажется просто пикантной приметой нового времени. В вагоне она встречает космополита Эдгара Старка — полуангличанина-полурусского, воспитывавшегося в Париже. Дорожное знакомство быстро перерастает в симпатию, симпатия — в страстную любовь. (Кстати, по дороге они проезжают ту самую станцию Бологое, где состоялось первое объяснение между Вронским и Анной Карениной.)

У Старка репутация циника, бездушного ловеласа, относящегося к женщинам как к вещам. Но Тате не так просто разбить сердце: она художница и влюблена в свои картины, в свою работу сильнее, чем в любого из мужчин. И Старк, чувствуя в Тате особую силу и самостоятельность, меняется на глазах, превращаясь в нежного и чуткого любовника, а немного погодя — в любящего и заботливого отца.

Однако оказывается, что Тата любила его, только пока видела в нем героя собственной картины — греческого бога Диониса. Но картина окончена, а с нею из сердца Таты уходит страсть. Однако Старк требует у нее «залог любви» — их ребенка. Четыре года Тата разрывается между мужем и сыном, живущим со Старком. И… с ужасом начинает замечать, что ее снова тянет к бывшему любовнику, который изводит ее сценами ревности и грозит разлучить с сыном. Она видит один выход — лгать обоим мужчинам и сохранять отношения с обоими. Но ложь глубоко противна ее правдивой натуре. «Я считаю, что жизнь моя кончена — я о себе больше не думаю. Я буду жить для ребенка и этих двух людей, которые меня любят — к несчастью. Я думаю, ни одна женщина не попадала в такое положения, как я, — думает она с горечью. — Я сама вижу, что моя жизнь сложилась так странно, так неестественно».

Тогда ее старый друг, к которому она обращается за советом, разъясняет ей получившуюся коллизию: «Татьяна Александровна, вы мужчина. Что же в том, что вы имеете тело женщины. Женщины, к тому же женственной, нежной и грациозной. Все же вы мужчина. Ваш характер кажется очень оригинальным и сложным, если смотреть на вас, как на женщину, а как мужчина вы просты и обыкновенны. Добрый малый, большой поэт, увлекающийся, чувственный, но честный и любящий, хотя и грубоватый, как все мужчины…

Судьба столкнула вас со Старком… Здесь я вижу действительно странный случай, какую-то „шутку сатаны“, потому что Старк был именно тем между мужчинами, чем вы между женщинами.

Сильный, смелый, он имел женскую натуру, даже больше, чем вы. В вашей наружности нет ничего мужского, тогда как формы тела Старка, его манеры нежнее и изящнее, чем у большинства мужчин. А его любовь к ребенку? Разве это отцовская любовь? Нет, он мать, и мать самая страстная.

Ни он с другой женщиной, ни вы с другим мужчиной этой страсти не испытали бы никогда. Вы счастливая женщина, друг мой…»

Это «объяснение» находится в родстве с популярной на рубеже веков в России книгой Отто Вайнингера «Пол и характер». Автор сомневался в наличии у женщин души, в их способности выносить моральные суждения, а также отказывал женщинам в обладании самостоятельным творческим потенциалом, приписывал им в лучшем случае способность к подражанию, повторению, воспроизведению того, что создано мужчинами. С этой точки зрения тот факт, что Тата — самостоятельна, ответственна, а главное — то, что она художница, и художница талантливая, можно объяснить только одним — она «мужчина в женском теле». И, что характерно, родив ребенка, Тата перестает рисовать — словно теперь «женское» в ней перевешивает «мужское».

К счастью, Нагродская была не права, точно так же, как был не прав Вайнингер. К счастью, женщине не нужно рождаться или становиться мужчиной, для того чтобы быть творцом. Для этого ей нужно лишь одно — оставаться собой. Но именно этого как раз и не могут позволить Тате (и не только Тате) любящие ее мужчины.

Как ни странно, но лучше всех, на мой взгляд, сформулировала главную идею романа в конце XX века женщина, никогда не читавшая его, — чернокожая лесбиянка, феминистка и писательница Октавия Батлер: «Я решила писать не о феминизме, а о свободных женщинах. Потому что это отлично — читать о женщинах, способных на поступки, которые они в состоянии совершить. Я всегда писала о женщинах так, словно они имеют ту же степень свободы, что и мужчины». И сам факт, что настолько схожие идеи приходили в голову русской женщине и американке, которых разделяет больше ста лет, не может не наводить на размышления.

Такой женщиной, способной на поступки, была Авдотья Панаева. Такой была Евдокия Нагродская. И во многом благодаря им у нас есть слова и смелость для того, чтобы выразить себя.

Женское образование и образованные женщины

Образование

Потребность