Петербургские женщины XVIII века

Скуку твою провождай не рассеянием, но трудами и чтением полезных книг. Опасайся читать романы: они тебе не принесут пользы, а вред сделать могут… На деньги, которые за тобой есть, старайся купить дом; по крайней мере, будет свой уголок. Я боюсь, чтоб не поставлены были деньги на карту. Теперь же он любим Потемкиным и будет часто с ним и у него, и я уверен, что и тебя будет возить, особливо в Сарское Село, в Петергоф и в увеселительные Потемкина загородные домы; сам заниматься будет, что ему приятно, а тебя будет оставлять самой себе, и ты будешь беспрестанно с мужчинами молодыми придворными, которые тебе будут льстить и услуживать. Сам Потемкин не оставит, чтоб тебя не ласкать, то смотри, мой друг, ты будешь на самом величайшем опыте, какой может в жизни твоей случиться. Скользок путь очень для твоей добродетели, а в путеводители тут я никого тебе не могу представить, кроме Бога и твоего благоразумия; не теряй, мой милый друг, данных тебе правил; от твоего поведения зависит вся твоя будущая жизнь; старайся заслужить себе уважение и от высоких особ. Не будь горда, но и не унижай себя; не слушай от мужчин того, что благопристойность запрещает, и не давай ни малейшего поводу, чтоб они смели без почтения и уважения с тобой обходиться. Не прельщайся ни величеством, ни богатством, ни подарками, а будь довольна тем, что тебе Господь дал и впредь даст…».

И вдохновленная этим напутствием Карамышева стойко переносит новые испытания. «Муж мой начал заводить свои знакомства. С первым познакомился с Нартовым, который начал вводить его во все пороки, и, не в долгом времени, сделалось у них общество довольно велико. Пошли карточные игры, пьянствы; распутные девки были их собеседницы… Я с горестью увидела предсказание моего благодетеля совершившимся, и, кроме слез, никакой ограды не было… Наконец и у нас в доме началась карточная игра, и целые дни и ночи просиживали. И можно себе представить, что я слышала: шум, крик, брань, питье, сквернословие, даже драки бывали!.. Ворота тогда и двери запирали, и, кто бы ни пришел, особливо от начальника, — велено сказывать, что болен и никого не принимает. Я в это время сиживала в самой отдаленной комнате с матушкой и только плакала и вспоминала мою счастливую и спокойную жизнь. Когда они расходились, то на мужа моего взглянуть было ужасно: весь опухши, волосы дыбом, весь в грязи от денег, манжеты от рукавов оторваны; словом — самый развратный вид, какой только можно видеть! Сердце мое кровью обливалось при взгляде на его».

Муж возит ее в Царское Село, знакомит с Потемкиным и императрицей и, чтобы завершить светскую шлифовку (а скорее для того, чтобы получить от высоконравственной жены индульгенцию на похождения), предлагает ей… завести любовника.

«Выкинь, мой милый друг, из головы предрассудки глупые, которые тебе вкоренены глупыми твоими наставниками в детстве твоем! Нет греха и стыда в том, чтоб в жизни нашей веселиться! Ты все будешь — моя милая жена, и я уверен, что ты вечно меня любить будешь. А это временное удовольствие! <…>…сколько я ему ни говорила, что неужто я не могу усладить его жизни и разве ему приятнее быть с чужими, он отвечал: „Разве ты думаешь, что я могу тебя променять на тех девок, о которых ты говоришь? Ты всегда моя жена и друг, а это — только для препровождения времени и для удовольствия. Да что ж это такое? Я не могу понять, как без любви можно иметь любовниц“. Он засмеялся и сказал: „Как ты мила тогда, когда начнешь филозофствовать! Я тебя уверяю, что ты называешь грехом то, что есть наслаждение натуральное, и я не подвержен никакому ответу“».

Но Анна Евдокимовна гневно отвергает это предложение. Более того — она обрушивается на Нартова и упрекает его в том, что он втравил ее мужа в разврат. Обиженный Нартов обещает испортить карьеру брату Анны Евдокимовны, ждущему произведения в офицеры. И тут шестнадцатилетняя девочка показывает, что очень хорошо изучила как делаются дела в придворных кругах.