Читаем Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице полностью

В отличие от тревожной экспрессивности «Медного всадника», в уравновешенной спокойной композиции памятника перед Михайловским замком современники видели символ безопасности, уверенности, твёрдости и устойчивости на земле. Некоторые считали, что именно в этом и состоял замысел скульптора, который, чтобы пробудить у зрителя такое ощущение, будто бы специально обул одну из ног коня в обыкновенный солдатский сапог. Не покидало, видимо, это ощущение и Павла Петровича даже в трагическую ночь с 11 на 12 марта 1801 года. По одной из легенд, между Михайловским замком и фундаментом памятника существовал тайный подземный ход. Будто бы застигнутый убийцами врасплох Павел просто не успел им воспользоваться и погиб, навсегда унеся с собой его тайну.

В мистическом мире петербургского городского фольклора памятник Петру перед Михайловским замком занимает свое определённое место. Время от времени он «оживает». Существует поверье: если пристально вглядеться в памятник белой ночью ровно в три часа, то можно заметить, как он начинает шевелиться, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.

Напомним читателю, что Северная война закончилась в 1721 году. Но память о ней в городском фольклоре сохраняется до сих пор. В северной части Петербурга, в районе пересечения современного Выборгского шоссе с проспектами Мориса Тореза, Северным и Энгельса, известна естественная возвышенность, хорошо знакомая петербуржцам по топониму, – Поклонная гора. С этого холма, высота которого составляет около 40 метров, хорошо просматривается Петербург. Поклонной горой это место зовётся с давних времён. Попытки объяснить название практически сводятся к двум допетербургским преданиям, связанным с обычаями, уходящими в глубокую древность. Согласно одному из них, древние обитатели этих мест – карелы – по традиции предков устраивали на возвышенных местах молельни и в праздничные дни приходили к ним поклониться языческим богам. Одна такая молельня находилась будто бы на Поклонной горе. Согласно другому преданию, название это своим возникновением обязано старому русскому обычаю при въезде в город и выезде из него класть земные поклоны. Чаще всего это делали на какой-нибудь горе, расположенной вблизи дороги. Но есть ещё одно предание, согласно которому именно отсюда, с этой горы, побеждённые шведы посылали своих послов на поклон к Петру I.


Северная война. 1700–1721 гг.


В просторечии район Поклонной горы зовут «Поклонкой», а саму гору – «Бугром». Всё, что расположено за горой, считается: «За Бугром». Напомним, что в советские времена невинный и целомудренный эвфемизм «за бугром» означал «за границей».

Наконец, последнее. Как следует из сетевой энциклопедии «Википедия», в 1718 году «при загадочных обстоятельствах» был убит 26-летний шведский король Карл XII. Между тем фольклор предлагает свою версию этой таинственной смерти. Как рассказывается в одной из малоизвестных легенд о бесславном конце злейшего врага Петра, он погиб от обыкновенной пуговицы. Известно, что в Древней Руси пуговицы считались оберегами, слова «пуговица» и «пугать» однокоренные. Пуговица должна была оберегать владельца и отпугивать его врагов. Шведский король якобы знал об этом, потому будто бы и велел солдатам срезать пуговицы с мундиров мертвых преображенцев и пришивать их на свои мундиры. После этого воин считался заговорённым. Однако, согласно легендам, мог и погибнуть, но только от своей пуговицы. Один пленный русский солдат узнал об этом, каким-то образом добыл пуговицу с мундира Карла, залил её свинцом и использовал в качестве пули, когда шведский король неосторожно высунулся из траншеи при инспектировании норвежской крепости.

В заключение этой главы вспомним любопытный исторический анекдот из эпохи Екатерины II, когда со времени окончания Северной войны прошло чуть ли не полстолетия. Однажды шведский король Густав III пригласил нашего посла в Стокгольме графа Аркадия Ивановича Моркова осмотреть Дроттингамский дворец. Когда они пришли в оружейную палату, король подвел многоопытного дипломата к трём знаменам, стоящим в углу, и с насмешливой улыбкой сказал: «Вот русские знамена, отбитые у Петра Первого». – «Да, это наши, – ответил Морков, – они стоили шведам трёх областей».

P. S.
Перейти на страницу:

Все книги серии Всё о Санкт-Петербурге

Улица Марата и окрестности
Улица Марата и окрестности

Предлагаемое издание является новым доработанным вариантом выходившей ранее книги Дмитрия Шериха «По улице Марата». Автор проштудировал сотни источников, десятки мемуарных сочинений, бесчисленные статьи в журналах и газетах и по крупицам собрал ценную информацию об улице. В книге занимательно рассказано о богатом и интересном прошлом улицы. Вы пройдетесь по улице Марата из начала в конец и узнаете обо всех стоящих на ней домах и их известных жителях.Несмотря на колоссальный исследовательский труд, автор писал книгу для самого широкого круга читателей и не стал перегружать ее разного рода уточнениями, пояснениями и ссылками на источники, и именно поэтому читается она удивительно легко.

Дмитрий Юрьевич Шерих

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии