Петербургский изгнанник. Книга первая

Все вышли из экипажей на паром посмотреть на город, на стремительную реку. Елизавета Васильевна восхищалась необычной прозрачностью ангарской воды, позволяющей на большой глубине различать камни.

Паромщик, стоя у рулевого весла, с гордостью сказал:

— Вода, что божья слеза, — чиста! Брось-ка, барин, алтын и погляди, как монета пойдёт ко дну. Красива-а!

Александр Николаевич подошёл к перилам, где стояла Рубановская с детьми, и бросил монету. Поблёскивая, она, относимая быстриной, медленно опускалась на дно и была отчётливо видна, пока не коснулась каменистого ложа реки. Степану захотелось попробовать на вкус ангарской воды. Он зачерпнул деревянным черпаком воду.

— Хороша-а! Схожа с ключевою…

Радищев задумался о реке. Непокорность Ангары поражала. Богатырскую силу таила река. Неисчислимая энергия её могла служить полезному делу, будь на её берегах заводы. И Радищеву верилось, что со временем сломленная волей человека река отдаст свою силу. Иркутск станет богатейшим портом этого огромнейшего края.

На берегу, где приставал паром и был взвоз, красовалась каменная соборная церковь со старинной колокольней итальянской архитектуры. Правее её, выше по течению реки, из-за стен Кремлёвской крепости, как сторож, выглядывала небольшая Спасская церквушка, а от неё уже начинались базарные и жилые строения, уходившие в глубь города.

Левее, на взлобье, в устье Иды, впадающей в Ангару, величаво возвышался Девичий монастырь. В его сторону от взвоза были построены береговые укрепления — обрубы, частью уже разрушенные водой. Возле них стояли рыбацкие лодки, дощаники, парусники и первый гальот, выстроенный в Иркутске для хождения по Байкальскому морю.

Прямо от взвоза начиналась Заморская улица, пересекающая весь город. Она шла до палисада, где поднимались главы Крестовской церкви. Здесь была Заморская застава, и отсюда начиналась дорога к Байкалу.

Запыхавшиеся лошади остановились перед огромными триумфальными воротами. Радищев невольно взглянул на красивое сооружение и подумал, что оно возведено в честь какого-нибудь важного события в жизни этого обширнейшего сибирского края. На арке была сделана надпись:

Красою твоих хвалёных дел,
Иркутска пользу умножая,
Наполни радости предел,
Императрице подражая.

Радищев прочитал стихотворный панегирик и усмехнулся. Позднее он узнал, что триумфальные ворота были поставлены в честь правителя этого города. Через них въезжал генерал-губернатор Пиль, получивший назначение наместника Иркутской губернии. Горожане устроили пышную встречу новому правителю, и при его въезде грянул пушечный салют иркутского гарнизона, выкатившего пушки на плац-парадную площадь возле кафедрального собора.

Миновав триумфальные ворота, экипажи Радищева въехали на Заморскую улицу и покатились по мостовой притихшего города. Окна домов закрывались тяжёлыми ставнями. Во дворах с цепей спускали злых собак, оглашающих лаем пустые улицы и городские площади.

Александр Николаевич повторил про себя:

…Наполни радости предел,
Императрице подражая…

«Было бы чему подражать», — подумал он.

Сопровождающий офицер, посланный навстречу Радищеву Пилем, сдерживая коня, ехал поодаль от экипажей, указывая дорогу. Разбитые колёса прогромыхали мимо архиерейского дома и выехали к каменному гостиному двору. Здесь было совсем глухо. Доносились удары колокола. Это на колокольне Спасской церкви отбивали удары боевые часы. Вскоре экипажи остановились возле ворот городской управы. В ограде её был небольшой домик. В нём и предложено было остановиться Радищеву.

3

Несколько дней Александр Николаевич не появлялся в городе. В дороге, когда необходимо было поддерживать бодрый дух в своих путниках, он крепился, а в Иркутске сразу занемог. Елизавета Васильевна решилась навестить иркутского генерал-губернатора одна.

Ей казалось, что представился самый удобный случай в связи с болезнью Александра Николаевича самой встретиться с генерал-губернатором и поговорить с ним о своём несчастном друге.

«В самом деле, — рассуждала она, — визит мой и разговор вполне естественны. Никто не упрекнёт меня ни в чём, когда узнают, почему пришла я, а не явился в присутствие Радищев».

Рубановская много думала об этом визите к генерал-губернатору. Она не хотела признаться самой себе, что одна мысль о посещении наместника края вселяла в неё непонятный трепет и волнение, которые Елизавета Васильевна ещё никогда не испытывала в своей жизни.

Рубановская внушала себе, что для посещения у неё был законный повод — письмо графа Воронцова, лично адресованное госпоже Пиль. Елизавета Васильевна решила, что лучше всего встретиться с генерал-губернатором в домашней обстановке, где можно переговорить обо всём более подробно, чем в стенах губернского правления. Она не ошиблась в своих расчётах.