Петербургский изгнанник. Книга первая

Генерал-губернатор снова кашлянул и хмыкнул. Рубановская выжидательно привстала возле дивана.

Иван Алферьевич наскоро поправил рукой волосы, образовав посредине отчётливый пробор, и сановито шагнул к Рубановской. За ним двинулась и Елизавета Ивановна. Рубановская окинула взглядом супружескую чету: генерал-губернатора в ярком мундире и его жену — в пёстром японском халате.

— Кхм! Иван Алферьевич!

— Елизавета Васильевна! — ответила в тон Рубановская.

— Очень приятно! — пожимая руку гостье, проговорил генерал-губернатор. — Не вижу господина Радищева. Где же он?

— Ему занездоровилось…

— Устали, поди, в пути?

— Тяжело было, — коротко сказала Елизавета Васильевна.

— Дороги сибирские паршивые. Голову оторвать тем мало, кто их мастерил… — Генерал-губернатор улыбнулся, потеребил пушистые усы.

— Пусть поправляется быстрее. Дела сделаем, и до Илимска первопуткой тронетесь. Дом комиссарский для вас присмотрел, ремонт дадим, и жить будете припеваючи…

Иван Алферьевич, немного помолчав, спросил Рубановскую:

— Как здоровье его сиятельства, Александра Романовича?

— Всё хорошо, — поспешила сказать Елизавета Васильевна.

— Письмами да посылками завалил господина Радищева, вниманием своим окружил его…

— Любовь и благодарность к графу кончатся лишь с нашей жизнью, — ответила Рубановская.

— Да-а! — протянул генерал-губернатор. — Хочется без конца подражать достохвальному примеру Александра Романовича.

Рубановская согласно кивнула головой.

— Ежели нездоров господин Радищев, пусть пошлёт слугу в губернское правление, я дам распоряжение выдать почту.

— Александр Николаевич так волновался, когда мы подъезжали к Иркутску. В городе есть близко знакомые ему люди.

— Андрей Сидорович, наш вице-губернатор, похвально отозвался о господине Радищеве. Сочувствует и горячо сожалеет о его несчастной участи…

— Явите милость, ваше превосходительство, не судите строго, мой друг и так в душевном отчаянии…

— Бессилен был устоять против заразы свободолюбия. Вознамерился гоняться за мечтаниями о будущем, а жить надобно было, Елизавета Васильевна, настоящим. Управляющим Санкт-Петербургской таможней был. Светлейшая государыня доверила ему большой важности государственный пост. Святым Владимиром пожаловала… Не смею осуждать осуждённого её высочайшим величеством… Можете располагать моим и Андрея Сидоровича вниманием…

— Глубоко признательна вам, ваше превосходительство, — сказала Рубановская и спросила об Алексее Сибирякове.

— Знатнейший купец иркутский. Опора города нашего. Сейчас на Кяхту отправил по делам торговым. Интересовался господин Радищев? Передайте ему, вернётся Сибиряков нескоро…

На террасе появилась Аксинья. Она переминалась с ноги на ногу, выжидая, когда можно будет сказать о том, что стол сервирован. Её заметил генерал-губернатор.

— Что, Аксинья?

— Обед готов, ваша светлость.

— Давно пора доложить о сем, Аксинья.

Генерал-губернатор поднялся.

— Прошу к столу, Елизавета Васильевна.

Рубановская осталась отобедать. Вечером она возвратилась домой, довольная встречей с госпожой Пиль и разговором с иркутским наместником.

4

Александра Николаевича окружили подчёркнутым вниманием и заботой. Генерал-губернатор Пиль хотел заслужить со стороны Радищева благосклонный отзыв и, просматривая письма, направляемые в Россию Радищевым, убеждался, что заслужил его. Строчки писем были полны лестных отзывов о семье Пиль.

Радищев не мог понять истинную причину столь хороших отношений к себе Пиля, не понял её и позднее. Он поверил в искренность расположения генерал-губернатора к нему и его семье. Особенно дружелюбно встретил Радищева надворный советник Долгополов, которому предстоял отъезд в Санкт-Петербург. Александр Николаевич не преминул воспользоваться его любезностью, чтобы передать с ним письма родным и личную благодарность графу Воронцову.

Степан направился за письмами в губернское правление. Оттуда вместе с ним приехал с почтой и посылками на казённой подводе надворный советник Долгополов. Он посвятил Радищева во все дела и охотно вызвался ознакомить его с городскими достопримечательностями и ввести в общество. Александр Николаевич с удовольствием выслушал его рассказы о жизни города, о людях, ведающих торговлей, работающих на поприще просвещения и культуры, но вежливо отказался показываться где-либо в обществе, ссылаясь на болезнь.

И когда Долгополов поехал в Санкт-Петербург, он увёз верительное письмо на имя графа Воронцова. Радищев просил своего столичного друга благосклонно принять Долгополова и не оставить его в случае нужды своей помощью и советом.

Генерал-губернатор Пиль не был таким уж добрым на самом деле, каким он показался Радищеву. Капризный и строптивый, этот сибирский правитель отличался от своих предшественников умеренностью в чудачестве да умелым заигрыванием с местными влиятельными купцами.

Александру Николаевичу некогда было задумываться над тем, как относился к нему иркутский правитель. Он был благодарен ему за предоставленную свободу общения с местными деятелями, позволяющую глубже ознакомиться с городом, с нравами и обычаями жителей.