Петербургский изгнанник. Книга первая

— Тобол соединили изливом, вырытым шведскими пленниками при князе Гагарине.

— Прорыт канал? — снова переспросил Александр Николаевич, впервые услышавший об этом.

— Для свободнейшего выхода судов в Иртыш. Стремительные воды реки уносили их далеко от пристанища, — пояснил Резанов.

— Смелое предприятие!

Николай Петрович, польщённый таким отзывом о князе Гагарине, добавил:

— При нём жил и работал человек большой головы и ума — сын боярский Семён Ремезов. Не слыхали?

— Не слыхал, — признался Радищев и спросил: — Нет ли каких бумаг о Гагарине и Ремезове?

— Храню, бережно храню, — с гордостью произнёс Резанов и скрылся за шкафами и полками. Вскоре он принёс аккуратную папку, перевязанную белой тесёмкой.

— Извольте посмотреть…

Радищев с трепетом развязал тесёмку и раскрыл папку. В ней хранилось несколько документов о путешественнике по Сибири и градостроителе Тобольска Семёне Ремезове. Николай Петрович рассказал ему, как он случайно обнаружил эти бумаги в архивном хламе, и поведал о чудесных чертежах, составленных сыном сибирского воеводы.

Какая богатая история была у этого края. Какие замечательные люди жили и творили здесь, вдали от Москвы и Санкт-Петербурга! Александру Николаевичу захотелось ознакомиться с трудом Семёна Ремезова, в котором, кроме данных о количестве населения, дворов, характере угодий, имелись указания ещё о памятниках и руинах, о древних и новых путях в Сибирь и из Сибири.

Архивариус Резанов обескуражил его ответом: чертежи Ремезова с описаниями хранились в сибирском приказе в Москве, в Тобольске же славные дела градостроителя жили лишь в памяти и рассказах его земляков.

Александр Николаевич снова углубился в сибирскую геральдику. Гербы городов были различны, как их экономика и жизнь. На гербе старой Тары красовался горностай, бегущий по зелёному полю; Ишима — плыл золотой карась; Ялуторовска — изображалось мельничное колесо; дощаник с мачтой на гербе Тюмени означал, что с этим городом было связано начало судоходства в Сибири.

— Хорошо-о! — мог только сказать Радищев, закрывая папку с изображениями старых гербов сибирских городов.

Самая богатая находка, какую удалось обнаружить Александру Николаевичу среди пожелтевших бумаг, была рукопись «Топографическое описание Тобольского наместничества», составленная неизвестным автором. В ней оказались собранными основные сведения о современном состоянии Сибири, больше всего интересовавшие Радищева.

— Трудом пользовался путешественник Герман в свой приезд на Урал, — пояснил архивариус и, видимо что-то припомнив, добавил: — Такой непоседливый и юркий человек был, прямо беда. То одно ему неладно, то другое. Неделю побыл, загонял меня до пота…

Радищев знал минералога Германа, корреспондента Российской Академии Наук, много разъезжавшего по далёким окраинам. Ему было приятно сейчас услышать, что тот также интересовался «Топографическим описанием Тобольского наместничества».

Радищев внимательно ознакомился с рукописью, писанной на бумаге Тобольской фабрики купца Василия Корнильева. У него появилась мысль самому составить «Описание Тобольского наместничества», включив в него кроме богатой истории края ещё свои наблюдения о торговле, народах, населяющих губернию, о нравах и обычаях жителей сибирской столицы.

Мысль эта настолько увлекла и захватила Александра Николаевича, что пробудила в нём горячее желание сразу же исполнить её. Несколько дней подряд Радищев не выходил из наместнического архива, просиживал там до позднего вечера. Зимний день казался ему коротким.

Наконец описание было закончено.

— Нельзя же так изнурять себя, господин Радищев, сидючи за старыми бумагами, — жалея его, сказал архивариус.

— Можно, когда нужно, — дружески и благодарно улыбнувшись, ответил Александр Николаевич.

Он поднялся из-за стола, заваленного пыльными папками.

— Начало большого дела сделано, — сказал он и подошёл к Резанову.

— Николай Петрович, эти старые бумаги — дороже золота. Вам не понять. Они возвращают меня к жизни… Спасибо, душа, за помощь тебе спасибо…

…В один из дней, когда Радищев возвратился из наместнического архива, Степан передал ему свеженький номер журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». Он быстро перелистал журнал и увидел на страницах его лирические стихотворения Натали, притчу и оду Панкратия Платоновича. Хотя от стихов Сумароковых, как и от всей поэзии и прозы, веяло больше рассудочностью, а сами стихотворцы не блистали одарённостью, всё же встретить в Тобольске поэтов и прозаиков было отрадно.

Радищев прекрасно осознавал значение начатого ими дела в Сибири. «Предприятие, согретое творческим пламенем людей, которые любили словесность по призванию и отдавались музе с чистой душой, без всяких корыстных целей, — было великим началом культурных преобразований далёкого края. И хотя пламя их творческого огня было ещё невелико, но в светильнике держался жар, и свет от него распространялся вокруг. Звёзды в небесах тоже горят не одинаково, одни ярче, другие бледнее, но и те, и другие озаряют землю своим светом».