Петербургский изгнанник. Книга вторая

Но, разгадав удачно одно, Александр Николаевич глубже задумался над другим. В соседней деревушке Ирейке сын зверолова Лукича заболел оспой, завезённой, якобы, с Ангары, где она свирепствовала. Окрылённый своей удачей с лечением зобов, Радищев поставил цель — проникнуть в тайны и этой болезни, найти способы, предупреждающие её. «Не лечить, а предупреждать. Предупреждать, — размышлял он, — значит, необходимо заставить переболеть человека оспой в лёгкой, безвредной форме». Мысль эта появилась у него неожиданно и показалась ему настолько простой, что он удивился, как она не приходила ему в голову раньше. Но сама по себе простая мысль оказалась очень сложной, как только Александр Николаевич стал искать ей такое же простое решение.

Елизавета Васильевна застала его в кабинете, сидящим в кресле и поглощённым своими думами. Она, было, совсем отчаялась и потеряла всякую надежду излечить детей, теперь воспряла духом. На её измученном лице появилась улыбка, заиграл жизнерадостный румянец.

— Александр, я не верила ни во что, — откровенно призналась она. — Сколько слёз я пролила, пряча их от тебя…

— И всё напрасно, — сказал он, хотя и сам в первые дни чувствовал своё бессилие. — Я ведь тоже не в достаточной мере был уверен и не мог не думать о болезни детей, не чувствовать огорчения и не замечать твоих мучений…

— Ах, Александр, теперь я скажу, не таясь, чего мы только не делали с Настасьей, — и заглянула в его большие, смелые глаза, чтобы узнать, не осудит ли он её за исповедь, и продолжала, смеясь: — Настасья наговаривала на угольки, кропила водой с четверговой солью, свечи ставили перед иконами в церкви…

— И всё напрасно, — добродушно сказал Александр Николаевич.

— Напрасно, — согласилась Рубановская.

— Не верила ни во что? — переспросил он.

— Не верила, — сказала она с прежней откровенностью.

— А сие совсем уж напрасно, — и задумчиво продолжал: — В разум человеческий всегда верить нужно. Разум — колесо, которое крутит всё в мироздании и подчиняет себе. Сегодня не разгадано что-то, а завтра уже будет узнано. Человек вооружил своё зрение открытиями Левенгука и Гершеля и сразу представления его о мире расширились до беспредельности. С одного конца он досягает туда, куда прежде лишь мыслию достигать мог, с другого почти превышает самое воображение. Устремлять мысль свою, воспарять воображение, не в том ли истинное наслаждение человека? Первопричина появления зобов разгадана, а сколько ещё тайн окружает нас, гнездится в нас самих, с которых надо сбросить покрывало загадочности и неизвестности?

Александр Николаевич мельком взглянул на Рубановскую и продолжал с той же энергией.

— Лизанька, теперь мне хочется постичь ещё одно — найти самое что ни на есть простое лечение крайне тяжёлой болезни — оспы… Исцелять человека многодневными попечениями, открывая ланцетом каждую оспину и снимая намоченной в парном молоке губкой гноевидную жидкость, можно у одного больного, у двух, у десятерых. А оспа свирепствует нещадно. Она захватывает целые селения, округи, попробуй тут справиться с нею один лекарь. И думы мои сейчас о том, как легче лечить от оспы, как предупредить человека от нелёгкой болезни и её тяжёлого лечения…

Александр Николаевич смолк. Он опять посмотрел на свою подругу ясными глазами и спросил:

— Поверишь ли в такую возможность?

— Поверю, — не колеблясь ответила Рубановская.

Радищев поцеловал её.

— Лизанька, ты подкрепляешь мои силы и уверенность.

2

Прошло ещё одно илимское лето — жаркое и душное. Подкралась осень — солнечная, затянувшая тайгу серебристой паутиной, принёсшая на землю тихий золотистый листопад. Елизавета Васильевна ходила отяжелевшей, стан её снова округлился. Александр Николаевич наказал всем внимательно смотреть за ней и сам всячески оберегал её от возможных волнений и беспокойств.

В эти осенние дни Рубановская получила большую посылку от Глафиры Ивановны Ржевской и письмо, полное откровенных излияний подруги. Прежде чем прочитать его, Елизавета Васильевна, не утерпев, разобрала посылку, состоящую из детских кружев, чепчиков, лент, платьиц, ботиночек, игрушек для Анютки и приданного для будущего ребёнка. И весь этот набор детских вещей умилил Рубановскую, преисполненную искренней благодарностью к подруге.