Петербургский сыск. 1870–1874

– Что? – у Матушкина округлились от удивления глаза, не ожидал такого вопроса от начальника сыскной полиции, наслышан много, но…

– Покормили, говорю?

– Да.

– Хорошо. Серафим Игнатич, нового ничего не добавишь?

– Что говорить? Взяли вы нас горячими, не успели перепрятать вещички. Все казалось на отшибе, тайнички надежные, ан нет, ваши ребятки дело знают.

– На том и стоим, Государь нам доверие оказал искоренять людей, живущих неправедной жизнью, в особенности убийц.

– Так какие мы убийцы? – возмутился Серафим, – грабили, по дачам озоровали, по домам шарили, но чтобы смертоубийство. Этого не было, – провел перед собою рукой, словно отметая навет, высказанный Путилиным.

– А как же Семеновцы?

– Иван Дмитриевич, я через столько городов проехал, их—то не помню всех, не то, что деревень.

– Могу напомнить, как месяц тому, приехали вы вчетвером в Порховский уезд Псковской губернии, под видом купцов посетили местного продавца льна Семенова. Продолжать? Там ты приметный узелок оставил, Серафим Игнатич.

– Иван Дмитриевич, можно мне помыслить.

– Хорошо, через час продолжим разговор об этом происшествии.

Попов продолжал молчать, по всей видимости или небольшого ума человек, или терять нечего, на все вопросы бросал недоуменный взгляд белесых глаз. На Семеновцы и семью Семенова не повел даже бровью, словно не понимал о чем идет речь.

Час пролетел мгновением, Серафим сидел на железной койке, обхватив голову руками. Мысли путались, но в висках билось одно, что начальник прав, лучше идти по этапу вором, чем детоубийцей.

Матушкин вошел с горящим взглядом, было заметно, что для себя решение он принял.

– Да, Иван Дмитриевич, в Семеновцах наша работа, но дети… Когда брат нашего торговца сумел освободиться от веревок, выбежал на крыльцо, Жоржик…

– Геогрий Попов?

– Да, да, Жоржик ножом сделал в нем две дырки. Торговец помешался и купца с сыном, и его бабой топором. Жоржик у нас немного не в себе, пока возились со старшими, он детей ножом, что носил всегда с собою.

– Значит чист ты один?

– Я – не душегуб. Кого запугать, обчистить, ограбить, это могу, а кровь пустить. Извольте, не мое.

– Кто четвертый?

– Господин Путилин, ей Богу, – Серафим размашисто перекрестился, – истинный крест, мне не ведомо. Скрытный он, всегда в картузе, надвинутом на глаза, и всякий раз то с бородами разными, то с усами, то рыжий, то черный. Хотел я его выследить, где, кто, так довел он меня до первого двора и как сгинул. А потом зажал меня в чулане и тихо так говорит: «Я шутить не люблю и в следующий раз голову на обозрение выставлю!» По спине мурашки так и побежали, такой опасностью повеяло от его слов, что они надолго охладили мое любопытство.

– Кто Сорокина на части —то?

– Мы сами узнали из слухов, передаваемых по городу, да околоточный заходил и нам поведал. Потом в Озерках нас было уже трое, он сказал, что так надо.

– А кто подыскивал дома для разбоя?

– Наша голова

– Все мне понятно, но во всем повинен ваш старшина, а вы овечки нерадивые.

– Так точно.

– Верится с трудом.

Матушкин развел руками, мол, что поделаешь, так получается.

– Как он вас вызывает на очередное дело?

– Дак посыльного присылает, быть тогда—то и там—то.

– Значит о нем ничего неизвестно.

– Ничего.

– Как его величали в ваших кругах?

– Иваном Александровичем.

– Как? – переспросил Путилин.

– Иваном Александровичем.

– Он ничего не вспоминал, говорил?

– Нет, – пожал плечами Серафим, – один раз невзначай помянул Гоголя. Я сказал, моя мать в былые времена вкусно их готовила, а он засмеялся и ответил, что под миргородским соусом он хорош, особенно если приготовлен в Полтаве. Больше ничего, все молчком.

– Кстати, зачем приметным узлом вязали мешки?

– Так наш главный велел?

– Сам вязать умел?

– Да, я его учил.

На следующий день уже с утра Путилин был в департаменте. Четыре часа он прождал в приемной, пока Его Превосходительство господин обер– полицмейстер после двенадцатичасового чая изволит час провести в отдыхе от трудов праведных, да и зол он был на начальника сыска за выволочку, устроенную ему Государем. Иван Дмитриевич усердно ждал, с утра было нехорошее предчувствие в связи с поездкой на доклад. Сейчас он с неудовольствием вспоминал об оставленном на столе завтраке.

Наконец начальник сыскной полиции столицы Российской Империи Его Высокоблагородие господин Путилин был допущен в кабинет перед светлые очи главного своего начальника – обер—полицмейстера.