Петербургский сыск. 1870–1874

– В тужурке, как заводские рабочие ходят, сапогах, картузе.

– Лицо ты запомнил?

– Вот лицо—то и нет, здесь же лампа горит, да свету даёт, как кот наплакал.

– С усами он был? С бородой?

– Не, – задумался городовой, качая головой, – бороды точно не было, а вот усы всё—таки были.

– Так были или нет?

– Были, – выдохнул Амосов.

– Какого цвета тужурка и картуз?

– Чёрные.

– Говор какой у незнакомца был? – И увидев недоумённый взгляд, пояснил. – Окал, акал, с акцентом говорил, какие—нибудь особые приметы?

– Нет, мне показалось, что из местных он.

– Из василеостровских?

– Нет, столичных.

– Куда же незнакомец подевался?

– Поотстал, а потом я его не видел.

– Что дальше было?

– Вернулся на пост, – городовой пожал плечами.

– Если здесь всё, как на ладони, так ты должен был видеть, как в Вознесенского стреляли?

– В том и дело, что мне показалось, как в дом Григорьевой, который за Джунковского идёт, кто—то прошмыгнул, а я знаю, что хозяйки нет, за город уехала. Ну я бегом туда, вот в это время хлопки послышались, словно кто в ладоши стукнул. Это потом сообразил, что из револьвера стреляли, вот я бегом назад, а там… – умолк.

– Рассказывай.

– Василий Венедиктыч на дороге лежит, а рядом с ним испуганный извозчик. Толком ничего сказать не может, только мычит и в сторону кивает. Я туда, а там уж никого нет. Извозчика сразу к врачу отрядил, а потом в участок.

– Вознесенский тебе что—нибудь сказал?

– Нет, только стонал, я уж боялся, чтобы он на руках у меня не умер. Потом прибыл врач господин Готлиб, благо извозчик поспособствовал, ну и вслед за ним пристав и судебный следователь.

– Они тебя опрашивали допросный лист составляли?

– Расспрашивать—то расспрашивали, но бумагу не составляли.

– Понятно. Ты извозчика помнишь?

– А как же! Он Василия Венедиктыча частенько привозил.

– Может, знаешь, где мне его найти?

– На Михайловской площади у Дворянского собрания.

– Как его зовут?

– Вот звать, – городовой задумался, то ли Пётр, то ли Сидор, скажу прямо, не припоминаю, а номер жетона, пожалте, пять тысяч тринадцать.

Если уж нахожусь рядом с домом безвременно убиенного, рассуждал сыскной агент, то стоит побеседовать со слугами или кто там есть на квартире, кто обслуживал присяжного поверенного, живущего в одиночестве.

Назоров не ожидал, поднимаясь по широкой лестнице, что дверь откроет гладко выбритый мужчина с аккуратно зачёсанными назад волосами, отутюженной рубахе. Больше походил на хозяина, нежели на слугу.

– Чем обязаны? – Губы вроде бы не шевелились, а голос, вкрадчивый и спокойный, звучал, обволакивая сознания.

– Титулярный советник Назоров, сыскная полиция, – представился Василий Иванович, – хотелось бы поговорить о твоём хозяине.

– Прошу, – мужчина украдкой смахнул слезу и ступил в сторону, приглашая государственного чиновника в небольшую прихожую.

– Как понимаешь, мне надо задать несколько вопросов о Василие Венедиктовиче. Не здесь же нам разговаривать, – после минутной паузы и стояния в передней произнёс сыскной агент.

– Извиняюсь, но я готовлюсь к приезду наследника.

В гостиной вся мебель была под белыми чехлами.

– С тобой следователь или пристав беседовали?

– Нет.

– Н—да, – сказал Василий Иванович, осматривая комнату. Судебные власти даже не соизволили опечатать квартиру, мол, уничтожай все документы, уноси, что душе заблагорассудится. – Скажи, у господина Вознесенского враги были?

– Не имею возможности знать, господин Назоров, хозяин своими мыслями со мной не делился.

– Хотя бы ты слышал об угрозах в его адрес? Высказывал ли он какие подозрения? Может кто грозил? Письма приходили?

– Извиняюсь, господин Назоров, но ничем помочь не могу, – мужчина развёл руки в стороны.

– К Вознесенскому приходили дамы?

– Это, – и мужчина умолк.

– Хозяину твои откровения не повредят, а вот убийц найти помогут, так что я слушаю.

Слуга сжал губы, потом произнёс.

– Дама мужа имеет и в память Василия Венедиктовича не хотелось бы, чтобы её благоверный узнал.

– Не узнает, есть у нас в сыскной полиции один секрет, тайна следствия прозывается, но здесь могу сказать, если благоверный дамы замаран убийством, то не обессудь.

– Зовут барыню Ираида Карповна.

– А фамилия?

– Корф.

– Может быть, знаешь, где проживает?

– Господин Назоров, избавьте меня от…

– Назвался груздем, так что… где проживает госпожа Корф? Неужто думаешь, что имея в распоряжении Адресную Экспедицию, я не узнаю, только времени поболе нашего разговора потрачу.

– Набережная Екатерининского канала, дом господина Жуберта.

– Так бы и давно. Как выглядит барыня?

– Лет под тридцать, маленького роста, словно подросток, а не дама, всегда прятала лицо под вуалькой.

Титулярный советник Назоров отыскал извозчика не сразу. Тот не стоял на Михайловской площади, где находилась одна из трёхсот извозных бирж, а разъезжал по городу.

– Такое забыть, – видно, что крестьянин оторвался от семьи, чтобы привести с заработков копейку, постукивал деревянной рукоятью кнута по голенищу старого сапога, – город, что болото, засасывает и всю душу вынимает, вот звери здесь и живут.

– Что ты можешь рассказать?