Петербургский сыск. 1874 год, февраль

Путилин велел привести Шустова в свой кабинет, а пришедшего к той поре Жукова посадил за заполнение допросного листа.

Сперва требовалось исполнить обычные формальности: записать звание, имя, отчество и фамилию, чин, место служения, был ли судим. Затем уже начался допрос:

– Нельзя ли так не частить? – взмолился Гришка.

– Хорошо, – и Иван Дмитриевич подал допрашиваемому стакан воды, который в два жадных глотка опустел.

– Не позволите? – Гришка умоляющим взглядом, не вязавшимся с его богатырской статью, указал на стакан.

Путилин наполнил стакан из графина.

– Итак, готов отвечать на вопросы?

– Мы ж завсегда, – произнёс значительно повеселевший Гришка, явно томимый после пробуждения жаждой.

– Ты знаешь, где находишься?

– Знамо, – пожал плечами допрашиваемый, – в околотке.

– За что был задержан?

– Буянил, наверное. Я, как лишку глотну. Так и несёт меня…

– Чего ж тогда пьёшь?

– А что в жизни остаётся, ежели все наперекосяк, – пожаловался Гришка.

– Что же так? Видный, здоровый, не калека какой?

– не знаю сам.

– То—то и оно, что не знаешь. Скажи—ка мне, ты знаком с неким Василием Пилипчуком?

– С Пил… лип… чуком? – запнулся Шустов. – Фамилия больно знакомая, но припомнить не могу?

– Василия не припомнишь? Ваську с Обуховского. С кем не один штоф опорожнил?

– Это вы про Ваську? Так бы и сказали, что про Ваську, который с Херсонской губернии.

– Сам и припомнил.

– Что ж его не припомнить? С хорошим человеком приятно и посидеть, и беседу повести.

– А вот ты хорошо знаком с Тимофеем?

– Каким это Тимофеем? – быстро ответил Шустов. – Никакого Тимофея я не знаю.

– Что ж, не знаком так не знаком. Чего кипятиться—то?

– Да, я что? – Григорий смотрел на свои руки, лежащие на коленях.

– И я о том же. Стало быть, в столице проживаешь без адресного билета.

– Виноват, приехал к бабе, да за радостью плотской обо всем позабыл.

– Это понимаю, – Иван Дмитриевич подмигнул Шустову, – дело оно, однако, молодое, но, видишь ли, закон преступать нельзя.

– Я ж не по умыслу, – Гришка обретал уверенность, что, если забрали по причине отсутствия адресного билета. Так это не столь обременительно.

– Закон не различает по незнанию ты, допустим, нарушил его или по злому умыслу. Он един для всех. Неужто за столько лет не уразумел, что шутки с законом плохи?

– Я же не злого умысла, а исключительно по забывчивости.

– Интересный ты, Григорий Савельич, человек. Адресный листок с паспортом дворнику забыл отдать, а вот от девицы своей сразу в трактир сбежал. Не понятно.

Шустов засопел, но потом поднял глаза на Путилина.

– Так на душе муторно было, что не сдержался, жажда замучила, а это зелье проклятое мне всю жизнь губит.

– Я тебе поверю, но расскажи, с какой целью ты приехал в столицу?

– Решил я вернуться в родные края, вот и приехал за девицей, чтобы её женою к себе увести.

– Похвально, значит, решил жизнь новую начать?

– Да, сколько можно по чужим углам скитаться? Пора свой заводить.

– Значит, ты говоришь в околотке?

Шустов часто заморгал, словно не понял вопроса.

– Где ж ещё? – искренне удивился он.

– И тебя не смущает, что тебе вопросы задаёт не околоточный или там помощник пристава?

– По статской одежде я не отличу. – Начал было Гришка.

– Хорошо, я – начальник сыскной полиции статский советник Путилин, ежели ты прослушал в начале допроса.

– Вот оно как? А я—то… – и умолк.

– Похвально. – Повторил Иван Дмитриевич, – что ты о новой жизни вспомнил. Её никогда не поздно начать, а вот мой интерес к старому, давно минувшему. Больше не хочу ходить вокруг да около. Ты сам должен понимать, раз ты здесь, то по серьёзным делам.

– Эт мы понимаем, – заёрзал на стуле Шустов.

– Значит, покаяться тебе не в чем?

– Так точно, не в чем.

– Грехов за собой не имеешь?

– Как сказано в Писании: «Кто у нас безгрешен?».

Иван Дмитриевич улыбнулся:

– К месту вспоминаешь, к месту. Только я не зря спрашивал про Тимофея, – Шустов вздрогнул и напрягся, что побелели на кулаках костяшки пальцев, – покаяться всегда во благо душе, – взгляд Путилина буравил Гришку.

– Я не знаю о чем речь, – глухой голос казался чужим.

– Напомню, если позабыл: четыре года тому, начало лета, Шуваловский парк.

Шустов молчал, явно что—то обдумывая.

– Вот ты здесь сидишь, а Тимошка деньги, добытые кровавым путём, тратит и над тобой простаком посмеивается. Ты подумай пока. – Потом обратился к Жукову, – Миша, принеси нам чаю.

На лестнице Миша встретил штабс—капитана, шедшего с докладом к Путилину.

– Здравия желаю, – козырнул улыбчивый Жуков.

– Здравствуй!

– Слышали про ночное? – не преминул похвастаться Жуков.

– Дежурный мне рассказал, – Василий Михайлович не дал младшему помощнику приукрасить «героические» события минувшей ночи. – Значит, может быть, новая ниточка в деле Прекрестенского.

– Наверняка, Иван Дмитриевич допрашивает Шустова.

– Надеюсь удачно.

– Да, вот ещё что, видимо и личность восьмого убитого на Курлядской сегодня может быть установлена.

– Уж не через Дорофея Дормидонтыча Ильешова, хозяина трактира «Ямбург»?

– Совершенно верно, – изумился Миша, – но как?

– Миша, давно пора усвоить, есть такая в столице Экспедиция, которую прозывают Адресной.