Петербургское действо. Том 1

Хотя не было ничего особенно смешного в словах и движении старика, но все будто обрадовались поводу. Раскатистый, не столько веселый, сколько злобный и насмешливый хохот огласил всю улицу… И все глаза были обращены на голштинцев. Рейтары тотчас же обернулись на хохот, стали сумрачны, а остряк тотчас же вымолвил громко и правильно несколько сильных русских слов, посылая их всей толпе. В ответ на это из задних рядов послышались столь же сильные немецкие выражения, сорвавшиеся, очевидно, с языка какого-нибудь солдата или дворового, пожившего в Германии. Вслед за тем из другого угла громко раздались два слова, которые часто теперь слышались на петербургских улицах: «Фридрих швейн!»

Произносившие эти слова, конечно, нисколько при этом не думали о самом короле Фридрихе. Это было измышленное средство, бог весть как и когда появившееся, чтоб дразнить всякого немца, как дразнят татарина сложенною полой кафтана, будто изображающей свиное ухо.

Эти два слова произвели, как и всегда, свое обычное действие на голштинцев. Двое из них отошли от царской лошади и сделали несколько шагов к той кучке народу, откуда послышалось восклицание. Судя по их лицам, они готовы были разыскать дерзкого и тут же распорядиться с ним при помощи полицейских солдат.

– Что? Не по шерстке?

– Обиделись, псы!

– Иди, иди!

– А ну-ка, ребята. Ухнем-ка на них стенкой!

Голоса эти раздались со всех сторон, и неизвестно, что могло бы в мгновение произойти тут у самого подъезда дворца. Быть может, рейтары остались бы на месте. Быть может, даже и не остались бы, а их разнесла бы в клочья рассвирепевшая толпа. Но в ту же минуту на подъезд вышел адъютант государя Перфильев и крикнул подавать коня.

Через несколько минут государь в своем любимом мундире кирасирского полка вышел на подъезд, окруженный свитою генералов. Впереди других был принц Гольц и граф Разумовский. Государь сел на подведенного коня, весело поздоровавшись с четырьмя рейтарами. Велев поправить что-то в седле, потом в уздечке, государь вымолвил:

– Gut, gut! – И прибавил, умышленно коверкая русское слово: – Карашо…

Это «карашо», которое голштинцы часто слыхали от него, заставляло их всегда улыбаться самодовольно. Они чувствовали, что если тут насмешка, то, конечно, не над ними, а над тем глупым словом, которое им и произнести неудобно.

Между тем принц Жорж, Миних, Гольц, полицмейстер, старик Трубецкой, Фленсбург, адъютант Перфильев, Гудович и другие также садились на коней. На подъезде оставался теперь лишь один человек в блестящем мундире, покрытом орденами, – граф Разумовский.

– Ну что же, так и не поедете? – воскликнул государь, подбирая поводья и поворачивая голову к оставшемуся на крыльце.

– Увольте, ваше величество, – отвечал Разумовский, – да и коня нет.

– Ну, это пустое! Коня сейчас достанем. Перфильев, дай ему своего. Коли граф ноги ему поломает, я тебе другого подарю, – рассмеялся государь.

Перфильев, уже севший верхом, слез вновь, но Алексей Разумовский заволновался и громче, решительнее выговорил:

– Увольте, ваше величество, я уж сколько лет не ездил. Позвольте уж прежде примериться дома, тогда и поеду. Срамно будет, как из вашей свиты фельдмаршал на земле очутится.

– Ну, ладно, так примеривайтесь скорее, чтобы через неделю вы у меня скакать и через канавы прыгать умели. А то вы, фельдмаршалы российские, стали хуже всякой старой бабы – только бы на печи лежать. Кто у меня через месяц, – обернулся государь ко всей свите уже на конях, – не будет знать артикулов фехтования и не будет лихим всадником, того заставлю при народе вот… чулок вязать или того хуже… блох в сорочке ловить!..

И, дав шпоры лошади, но придерживая ее и заставляя немножко прыгать и играть, государь двинулся от подъезда, сопутствуемый всей верховой свитой.

XVI

Проехав площадь по направлению к церкви Сампсония, государь обернулся к Жоржу и Гольцу, которые галопировали около него, впереди остальных генералов.

– Нет, лучше поедем на кирасирский плац. Те подождут: им делать нечего. Все равно ведь дома так сидят да просвиры едят…

– Неловко, ваше величество, – заметил Гольц. – Они с утра дожидаются, с ними и главный член синода.

– Что за важность, подождут! Да и вам, барон, – прибавил государь, – интереснее посмотреть успехи офицеров, чем старую и развалившуюся церковь, построенную в память того, как один мой дед победил другого моего деда под Полтавой… Мне бы следовало теперь разрушить ее совсем, как внуку, примирить их обоих после смерти.

И через несколько минут государь со свитою был уже в кирасирской казарме. В манеже были собраны офицеры гвардии для присутствования на испытании тех офицеров разных полков, которым фехтмейстер Котцау начал уже давать уроки.

Государю принесли кресло, он сел, свита стоя поместилась кругом него, принцу Жоржу подали тоже стул; государь попросил его садиться, но Жорж упрямо отказывался и не захотел сесть перед такими стариками, как Трубецкой и Миних, остававшимися на ногах, так как государь не попросил их садиться.