Шванвичъ ловко вырвался при паденіи изъ полъ братьевъ, но, отбѣжавъ, ухватилъ бревно и швырнулъ во враговъ. Братья тотчасъ отвѣчали тѣмъ же. Голштинцы не замедлили присоединиться къ этого рода пальбѣ съ одной стороны, а съ другой появились снова и прокравшіеся товарищи Орловыхъ… И пошла отчаянная перестрѣлка и пальба, — полу-драка, полу-шутка, но при которой однако чрезъ мгновеніе уже были расквашенныя въ кровь головы и лица. Наконецъ, среди града полѣньевъ и бревенъ Шванвичъ, выбравъ одно здоровенное дубовое, сталъ, примѣрился, спокойно прицѣлился въ Алексѣя и пустилъ. Бренно засвистѣло и мѣтко щелкнулось въ его голову. Алексѣй даже не вскрикнулъ и вдругъ повалился, какъ свопъ, на землю, усѣянную дровами.
— Стой! Стой! Убили! крикнулъ кто-то.
Григорій бросился къ брату, нагнулся и воскликнулъ въ испугѣ:
— Алеханъ!.. Что ты?!.
Но братъ лежалъ безъ движенія и безъ чувствъ, а изъ щеки и виска сочилась кровь.
— Воды! Воды! Черти! Нѣмцы! Воды! крикнулъ Шванвичъ, нагибаясь тоже. — Въ горницы его, въ горницы!
И всѣ русскіе борцы, даже Тюфякинъ, подхватили раненаго и понесли со двора въ трактиръ. Только голштинцы глядѣли и улыбались, перебрасываясь замѣчаніями на счетъ опасности раны въ високъ.
XX
Талантливый дипломатъ, баронъ Гольцъ, былъ избранъ и посланъ въ Россію самимъ Фридрихомъ.
Чтобы добиться того, чего хотѣлъ Фридрихъ II, надо было, такъ сказать, вывернуть на изнанку отношенія двухъ кабинетовъ. При покойной императрицѣ Россія была злѣйшій врагъ Пруссіи и вдобавокъ побѣдоносный; большая часть королевства была завоевана и во власти русскихъ войскъ.
Тѣснимый со всѣхъ сторонъ и Австріей и Россіей, Фридрихъ уже предвидѣлъ свою конечную гибель и крушеніе своего дома. Онъ зналъ, что при вступленіи на престолъ Петра III война прекратится. Мнѣніе это было даже распространено и въ Петербургѣ, и во всей Россіи. Поэтому именно, когда императрица скончалась отъ странной болѣзни, которую не понимали доктора, ее лечившіе, и которая внѣшними признаками крайне походила на отравленіе, то общій голосъ былъ, что это дѣло Фридриховскихъ рукъ. Самые образованные люди были въ этомъ убѣждены. Отъ смерти Елизаветы могъ выиграть только Фридрихъ. Когда король получилъ отъ новаго русскаго императора доказательство глубочайшаго въ нему уваженія и дружбы, и приглашеніе быть не только союзникомъ, но и учителемъ, Фридрихъ понялъ, что онъ отъ Петра получитъ даже больше, чѣмъ могъ надѣяться. Все дѣло зависѣло отъ искусства. Относительно чувствъ Петра въ Германіи и къ нему лично, Фридрихъ никогда не сомнѣвался ни минуты и говорилъ про Петра Ѳедоровича:
— Онъ больше нѣмецъ, чѣмъ я. Я даже не нѣмецъ, а европеецъ, а Петръ III даже не нѣмецъ, а голштинецъ.
И Фридрихъ послалъ въ Петербургъ своего любимца съ тайными полномочіями, самыми важными и щекотливыми.
Баронъ Гольцъ, хотя еще молодой человѣкъ, уже заявилъ себя на поприщѣ дипломатіи. Онъ былъ вдобавокъ очень образованъ, тонкій и хитрый и обладалъ искусствомъ, или скорѣе даромъ, нравиться всѣмъ.
Но ума и искусства было мало; Фридрихъ придалъ ко всѣмъ качествамъ посла туго набитый кошелекъ.
— Деньги въ Россіи — все, сказалъ онъ. — Кто поглупѣе, берите того даромъ; кто поумнѣе, покупайте.
Гольцъ пріѣхалъ въ Россію въ февралѣ, и теперь, черезъ два мѣсяца, лично зналъ весь чиновный Петербургъ и всѣ чиновники любили его, даже тѣ, которые считались нѣмцеѣдами. Но Гольцу было этого мало, онъ проникалъ всюду, изъ всякаго извлекалъ то, что могъ извлечь. Думая о своей дѣятельности въ Петербургѣ, онъ невольно могъ самодовольно улыбнуться. Онъ могъ сказать, что ткалъ большую Фридриховскую паутину, въ которой должна была по неволѣ запутаться Россія.
Вскорѣ послѣ своего пріѣзда, Гольцу удалось изъ всѣхъ иностранныхъ резидентовъ занять не только первое мѣсто и сдѣлаться другомъ государя, но ему удалась самая хитрая и въ то же время самая простая интрига. Послы иностранные и резиденты всѣхъ великихъ державъ перестали быть принимаемы государемъ. Только одинъ англійскій посолъ Бейтъ бывалъ иногда, но не имѣлъ и тѣни того вліянія, какимъ пользовался Гольцъ.
Австрійскій и французскій посланники, Бретейль и Мерсій, имѣвшіе огромное значеніе при Елизаветѣ, какъ резиденты союзныхъ державъ, теперь какъ бы не существовали. Гольцъ убѣдилъ государя, что всѣ посланники должны относиться въ Жоржу почти такъ же, какъ къ нему, императору Гольцемъ и былъ придуманъ первый визитъ пословъ въ принцу. Такъ какъ это было противъ всякихъ правилъ и принятыхъ обычаевъ въ дипломатическомъ мірѣ, то всѣ послы отказались являться въ принцу. Государь разгнѣвался, принималъ пословъ, но обходился съ ними крайне рѣзко. Подошла Святая. Гольцъ опять замолвилъ словечко о визитѣ и на этотъ разъ, когда послы снова отказались отправиться съ поздравленіемъ къ принцу, тотъ же Гольцъ тонко надоумилъ государя не принимать въ аудіенціи ни одного резидента, покуда они не исполнятъ его приказанія.
Послѣдствіемъ этого былъ тотъ мирный договоръ между Россіею и Пруссіею, который готовился въ подписанію государя.