Петербургское действо

Но Алексѣй Орловъ тотчасъ догадался, куда полетѣлъ Шванвичъ простоволосый и безъ оружія. Чрезъ минуту и онъ былъ на улицѣ. На его несчастіе Шванвичъ ускакалъ на единственномъ извощикѣ и ему приходилось пуститься бѣгомъ!

Между тѣмъ, въ «Нѣмцевомъ Карачунѣ» чуть не произошелъ еще до прибытія Шванвича карачунъ русскимъ. Въ гербергъ вдругъ явилась изъ Ораніенбаума цѣлая кучка голштинскихъ офицеровъ кутнуть ради праздника. Тотчасъ же узнали они, что ихъ русскій товарищъ, Тюфякинъ, сидитъ въ погребѣ, а на стражѣ находится цалмейстеръ Орловъ, во всемъ полку ненавидимый за его фокусъ съ Котцау.

И съ веселыми кликами компанія человѣкъ въ двѣнадцать бросилась къ Григорью и его пятерымъ товарищамъ. Григорій всегда «пуще разгорался», по выраженію это братьевъ, когда слѣдовало, наоборотъ, хладнокровно уступить обстоятельствамъ. Умѣряющаго же его пылъ брата не было теперь. Голштинцы подступали, требуя выпустить изъ заточенія ихъ товарища. Орловъ въ отвѣть назвалъ ихъ по-нѣмецки очень крѣпко… Черезъ мгновеніе товарищи Орлова были побиты и прогнаны со двора. Дна голштинца уже съ воплемъ покатились на землю отъ здоровыхъ затрещинъ Григорія, но за то тотчасъ же вслѣдъ за ними покатился и самъ могучій богатырь, облѣпленный остервѣнившимися нѣмцами, какъ мухами… Однако, чрезъ мгновеніе страшнымъ усиліемъ удалось Орлову все-таки подняться и вырваться. И, разбросавъ кулаками и ногами всю свору, онъ бросился въ сторону въ рядамъ сложенныхъ на дворѣ дровъ. Въ эту же минуту появился въ полумглѣ Шванвичъ и бѣжалъ рысью на своихъ короткихъ медвѣжьихъ ногахъ.

— Что? Гдѣ князь?.. Гдѣ Гришутка? вскрикнулъ онъ, подбѣгая, но, увидя себя окруженнымъ нѣмцами, онъ остановился…

Князь, заслыша голосъ новаго пріятеля, отперъ дверь и явился на порогѣ погреба.

— Ну, голубчикъ, Василій Игнатьевичъ, помоги… выговорилъ онъ. — Надо и его поучить. Онъ меня чуть не искалѣчилъ на всю жизнь. Гдѣ онъ?

— Здѣсь! крикнулъ Орловъ.

— Вонъ… Вонъ онъ! На дровахъ!

Дѣйствительно, Григорій Орловъ, при появленіи силача, съ которымъ онъ одинъ справиться никогда не могъ, мигомъ влѣзъ на сложенныя саженями дрова. Могучая фигура его высоко рисовалась на чистомъ и ясномъ ночномъ небѣ.

— Знаетъ, плутъ, что я лазать не мастеръ! вскрикнулъ Шванвичъ. — Ну, да попробую…

Но едва только онъ двинулся лѣзть тоже на дрова къ Орлову, какъ тотъ нагнулся… Большущее бревно тотчасъ просвистѣло надъ головой Шванвича, потомъ другое… а третье шлепнулось ему прямо въ грудь съ такой силой, что всякаго бы опрокинуло навзничъ. По странной случайности или отъ пыльнаго полѣна, но Шванвичъ, получивъ ударъ, вдругъ громко чихнулъ. Залпъ хохота голштинцевъ огласилъ дворъ.

— Будѣте здоровы, Василій Игнатьевичъ, крикнулъ Григорій весело. — Прикажете еще одно бревнушко? У меня ихъ тутъ много!..

И нѣсколько полѣнъ снова полетѣли и въ Шванвича, и въ подступавшую тоже кучку голштинцевъ съ княземъ во главѣ. Шванвичъ, кой-какъ уберегая свою голову безъ шапки, наконецъ, вскарабкался и уже шелъ по дровамъ на Григорія. Онъ смѣшно распахнулъ объятья какъ-бы ради встрѣчи дорогого гостя или пріятеля.

— Ну, Гришуня, коли что накопилъ, завѣщай скорѣе въ монастырь на поминъ души! добродушно и звонко хохоталъ Шванвичъ, неуклюже шагая по бреннамъ. Орловъ смутился… бѣжать было стыдно на глазахъ всей компаніи голштинцевъ, а совладѣть съ Шванвичемъ одному было невозможно.

«Ну, задастъ онъ мнѣ теперь!» подумалъ Григорій.

Но «господамъ» Орловымъ всегда была удача во всемъ. Едва только Шванвичъ, сопя, обхватилъ Григорія въ охапку, какъ сзади его показалась третья могучая фигура. Алексѣй Орловъ, тихонько пробравшійся по двору, незамѣтно пролѣзъ давно за дрова и ждалъ какъ-бы въ засадѣ приближенія Шванвича къ брату. И двѣ могучія фигуры вдругъ насѣли на третью, рисуясь на ясномъ небѣ.

— Ахъ, проклятый! вскрикнулъ Шванвичъ. — Ты откуда взялся?!.

Голштинцы стали. Любопытство пересилило въ нихъ вражду. Напрасно Тюфякинъ травилъ ихъ, нѣмцы предпочли поглазѣть на зрѣлище…

Борьба двухъ богатырей съ третьимъ состояла въ едва замѣтныхъ движеніяхъ, только громкое сопѣніе говорило о могучихъ усиліяхъ всѣхъ трехъ. Дѣло затягивалось. Силы на этотъ разъ оказались равны. Григорій усталъ уже отъ прежней драки, а Алексѣй пробѣжалъ версту пѣшкомъ… Богъ вѣсть, скоро ли кончился бы молчаливый поединокъ, но отъ топотни и возни трехъ грузныхъ молодцовъ подломились колья, державшія рядъ дровъ. И все посыпалось сразу, а вмѣстѣ съ бревнами и три борца покатились на землю какимъ-то большущимъ клубкомъ, изъ котораго мелькнули только ихъ ноги.