Петербургское действо

Василій Игнатьевичъ Шванвичъ былъ средняго роста, не множко сутуловатъ, но съ уродливо-широкими плечами и съ толстыми, какъ бревна, ногами и руками. У Орловыхъ мощь и сила сочетались съ красотой и стройностью тѣла; Шванвичъ же былъ совершенный медвѣдь. Также какъ медвѣдь ходилъ онъ маленькими шагами на короткихъ ногахъ, также нелѣпо, какъ и «Михайло Иванычъ», размахивалъ руками и медленно поворачивалъ голову, какъ еслибъ шея его была деревянная.

Этотъ богатырь, но не богатырь-витязь, а страшилище, не красавецъ Бова-королевичъ, а скорѣе какой-нибудь Черноморъ, жилъ въ столицѣ скромной и тихой жизнью. Средства его были крошечныя, знакомства, въ тѣсномъ смыслѣ слова, очень мало, за исключеніемъ извѣстности въ городѣ. Всякій зналъ Василія Игнатьевича и показывалъ на него пальцемъ на улицѣ, но самъ Шванвичъ почти никогда не зналъ, кто на него тычетъ пальцемъ.

Силой своей хвастать онъ не любилъ, иногда даже обижался, когда его просили показать какую нибудь штуку. Часто задумывался онъ и тайно, на глубинѣ души, промѣнялся бы сейчасъ съ какимъ-нибудь красивымъ, хотя бы даже и совсѣмъ тщедушнымъ, гвардейскимъ офицеромъ.

Разъ только въ жизни похвасталъ онъ своею силой при большомъ стеченіи народа, но и то было сдѣлано по строжайшему приказу начальства. Зрѣлище это было дано въ Гостилицѣ, на дворѣ палатъ графа Разумовскаго и на потѣху гостившей у него покойной императрицы.

У Шванвича были двѣ отличительныя черты въ характерѣ. Онъ не только былъ богомоленъ и ходилъ ко всѣмъ службамъ, но былъ знакомъ со всѣмъ петербургскимъ духовенствомъ и зналъ дѣла всѣхъ петербургскихъ причтовъ и церквей, какъ свои собственныя, зналъ, въ какомъ храмѣ хорошо идутъ дѣла причта и въ какомъ совсѣмъ бѣдность непокрытая, и онъ ходилъ преимущественно въ эти храмы и здѣсь отдавалъ на тарелочку и въ кружку свою послѣднюю копѣйку.

Онъ самъ любилъ справлять должность старосты церковнаго и любилъ въ особенности пройти по храму съ тарелочкой за вечерней или всенощной, когда въ церкви нѣтъ никого изъ военныхъ, или, тѣмъ паче, кого либо изъ начальства. Впрочемъ, однажды онъ попался, и за прогулку съ тарелочкой въ одномъ храмѣ просидѣлъ подъ арестомъ, такъ какъ онъ, по мнѣнію нѣмца-генерала, его накрывшаго за этимъ занятіемъ, «недостойное званію офицера совершилъ».

Другое странное свойство характера силача была боязнь, непреодолимая, непостижимая и врожденная, отчасти все усиливавшаяся, — боязнь женскаго пола. На этотъ счетъ Шванвичъ лгалъ, когда увѣрялъ, что у него отвращеніе къ «бабѣ». Онъ не прочь бы былъ побесѣдовать съ красавицей, не прочь бы былъ влюбиться до зарѣзу въ иную, но боязнь все превозмогала. Даже съ простой бабой на улицѣ Шванвичъ разговаривалъ скосивъ глаза въ сторону; что же касается до свѣтской женщины, хотя бы даже и очень пожилой, то онъ отъ всякой дамы бѣгалъ, какъ собака отъ палки и чортъ отъ ладона.

Всѣмъ былъ извѣстенъ случай, бывшій съ нимъ въ домѣ братьевъ Шуваловыхъ. Старшій Шуваловъ зазвалъ въ себѣ силача, чтобы тайномъ и ненарокомъ показать его одной пріѣзжей въ столицу родственницѣ, уже пожилой женщинѣ.

Шванвичъ сидѣлъ въ кабинетѣ Шувалова у открытаго окна въ садъ. Хозяинъ вышелъ на минуту, затѣмъ черезъ нѣсколько времени Шванвичъ услыхалъ за дверями женскіе голоса, и одинъ тоненькій голосокъ благодарилъ хозяина за тотъ случай, который представляется поглядѣть на богатыря. Дамское общество приближалось къ дверямъ!!.. Но когда оно вошло въ горницу, то никого уже не было въ ней.

Василій Игнатьевичъ, увидя себя въ западнѣ, не долго думалъ, махнулъ въ окошко съ четырехъаршинной вышины, и при скачкѣ свихнулъ себѣ ногу. Какъ ни толста была эта нога, но все-таки не выдержала такую тушу. Съ тѣхъ поръ Шванвичъ сталъ злѣйшимъ врагомъ всей семьи Шуваловыхъ, а когда кто-либо изъ вельможъ зазывалъ его въ гости, онъ отказывался на отрѣзъ и говорилъ:

— Нѣтъ, государь мой, я ужь ученый! Вы меня подъ какую бабу подведете.

А все-таки не минулъ этотъ Черноморъ заплатить дань прекрасному полу.

Лѣтъ за восемь передъ тѣмъ, Василій Игнатьевичъ, живя въ отдаленномъ кварталѣ, близь церкви, часто видѣлъ восемнадцатилѣтнюю дочку дьякона. И побѣдила она его сердце своимъ румянымъ личикомъ и добрыми глазками.

Разумѣется, Шванвичъ боялся красавицы своей пуще чѣмъ кого либо, но однако собирался ежедневно познакомиться съ отцемъ дьякономъ поближе и, не смотря на свое офицерское званіе и дворянское происхожденіе, уже мысленно рѣшился жениться на дьяконицѣ. Но какъ это сдѣлать, какъ подойти къ ней, какъ заговорить? Къ дьякону въ гости можно пойти хотъ сейчасъ, ну, а потомъ что? Какъ онъ скажетъ ей первое слово? Что онъ сдѣлаетъ, когда она заговоритъ? И силача дрожь пронимала отъ страха. Унылый, сумрачный, даже грустный ходилъ Василій Игнатьевичъ, изо дня въ день собираясь завтра пойти въ гости къ отцу дьякону.