Петербургское действо

Эта внѣшность удивляла многихъ иностранцевъ и французскій посланникъ Бретейль писалъ про нее своему двору, что фаворитка напоминаетъ: «une servante de cabaret».

Не смотря на позднее время, она была еще не причесана; волосы, спутанные на головѣ, торчали лохмами во всѣ стороны; разбившаяся, не чесанная коса, прядями разсыпалась по плечу и по спинѣ. Гребень кое-какъ держался въ этой косѣ, будто забытый еще вчера и ночевавшій съ ней и, повиснувъ теперь бокомъ, собирался ежеминутно упасть на полъ. Кромѣ того, она, очевидно, еще не умывалась и лицо ея было маслянисто. Она еще не одѣвалась и на ней было только два предмета: измятая сорочка, а сверхъ нея накинутый на плечи старый, лисій салопъ, который, отслуживъ свое, въ качествѣ теплой верхней одежды, исправлялъ теперь должность утренняго капота.

Всякій день, за всѣ три времени года, исключая лѣта, Елизавета Романовна именно такъ, прямо съ постели, не умывшись и не причесавшись, накидывала на себя этотъ салопъ и босикомъ подходила къ печкѣ, заранѣе сильно растопленной; она садилась всегда на скамеечкѣ и, съ наслажденіемъ грѣя передъ огнемъ голыя ноги, всегда при этомъ съѣдала около фунта коломенской пастилы и калужскаго тѣста. Прежде она дѣлала это до сумерекъ и до вечера, теперь же могла дѣлать это только часа по два, по три, а затѣмъ одѣвалась… Трудно было бы рѣшить, о чемъ она думаетъ, молчаливо пережевывая пастилу, какъ корова жвачку, и упорно не спуская ни на минутку свои глядѣлки съ раскаленныхъ угольевъ печи.

Эта привычка не была однако изобрѣтеніемъ графини Воронцовой. То же самое дѣлала еще недавно покойная императрица; то же самое стали дѣлать и многія столичныя пожилыя дамы, подражая государынѣ. Просидѣть нѣсколько часовъ, не умывшись и не одѣвшись, въ одномъ ночномъ бѣльѣ, прикрытомъ старымъ и, конечно, загрязненнымъ мѣхомъ, было своего рода наслажденіемъ этого склада жизни.

— А-а…. протянула Воронцова, увидя вошедшую.- A я думала, это Гудовичъ….

— Здравствуй, сестра! произнесла княгиня, стараясь придать лицу болѣе веселое и ласковое выраженіе.

Воронцова, давно не видавшая сестру, была удивлена, но, какъ всегда, ничѣмъ не выразила этого. Она особенно безстрастно относилась ко всему и только ящики съ пастилой, въ особенности съ финиками заставляли ее оживляться.

— Здравствуй, садись, давно не видались. Что ты подѣлываешь? Все съ своей Алексѣвной шепчетесь.

Дашкова вспыхнула. Это прозвище, данное государемъ своей супругѣ, казалось, разумѣется, оскорбительнымъ Дашковой въ устахъ этой глупой сестры. Прежде она не посмѣла бы такъ назвать государыню. Давно ли эта перемѣна и почему?! Княгиня хотѣла было замѣтить сестрѣ все неприличіе ея выходки, но раздумала и, взявъ кресло, сѣла и стала ее разглядывать.

— Что это, сестрица? выговорила княгиня невольно. — Посмотри на ноги свои. Подумаешь, ты по дождю бѣгала, да по грязи.

— Да, вымолвила Воронцова, вытягивая одну ногу и оглядывая ее:- вотъ хочу все вымыть, да все не время… мѣшаютъ…

Дашкова дорогой приготовила планъ, какъ вывѣдать все у сестры относительно мирнаго договора.

Воронцова была на столько глупа, что съ ней было не мудрено хитрить, но, однако, все-таки, въ данномъ случаѣ, и она понимала важное значеніе того, что могла знать лично отъ государя.

Покуда княгиня собиралась съ мыслями, какъ начать бесѣду и съ своего высокаго кресла безсознательно разглядывала неказистую фигуру сестры на полу, Воронцова кончила цѣлую картонку съ пастилой, бросила ее въ огонь и, взявъ подолъ сорочки въ руку, вытерла себѣ засахаренныя губы.

— Ну, а вы съ ней что? заговорила она лѣниво, подразумѣвая государыню. — Все вмѣстѣ! Читаете французскія книжки? Своего господина Дерадота что-ль, наизустъ учите?

— Такого нѣтъ, отчасти презрительно отозвалась княгиня. — Дидеротъ есть на свѣтѣ, хорошія книжки пишетъ, а Дерадота ужь ты сама выдумала.

— Я, сестрица, не могу себѣ голову и языкъ ломать всякою пустяковиной да французскія прозвища наизусть учить! добродушно отозвалась Воронцова.- A вотъ государь говорилъ, что этотъ вашъ…. Дедаротъ сынъ слесаря….

— Правда…. Его отецъ, кажется, дѣлалъ ножи и продавалъ… Но что-жъ изъ этого?…

— И въ острогѣ онъ сидѣлъ за эти книжки, которыя вы все читаете….

— Да…. Но ты скажи государю отъ меня, что его Лютеръ тоже въ острогѣ сидѣлъ, то-есть, былъ въ заключеніи!.. усмѣхнулась Дашкова и прибавила: впрочемъ, что объ этомъ толковать. Это не по твоей части….

Княгиня просидѣла у сестры около двухъ часовъ, стараясь быть какъ можно ласковѣе и, Кромѣ того, обѣщала ей вечеромъ прислать полпуда венеціанскаго тѣста, въ родѣ пастилы.

И ея дѣло увѣнчалось полнымъ успѣхомъ. Дашкова, уѣззая отъ глупой сестры, которая была, по выраженію государыни, «discrète comme un coup de canon», увозила самыя подробныя свѣдѣнія обо всемъ мирномъ договорѣ съ Фридрихомъ II.