Петербургское действо

— A былъ тамъ, гдѣ меня нѣту, Григорій Григоричъ. И вы тоже чудны. Нѣшто со мной когда бывало, чтобъ я спозаранку сбѣжалъ со двора, не давъ вамъ покушать, такъ, ради бездѣлья? Эхъ вы, то-то вотъ! Я за утро-то столько дѣловъ передѣлалъ, что у меня въ головѣ теперь вьюнъ вьюномъ. Дайте передохнутъ, говорю, и все выложу.

Офицеры вышли снова въ гостинную, недоумѣвая переглядывались, но невольно пріободрились и начали шутить. Братья Орловы болѣе другихъ начали надѣяться, что лакей дядька что-то выдумалъ или узналъ новое. Но они все-таки чувствовали, что за соломенку хватаются.

— Да вретъ просто, замѣтилъ Пассекъ.

— Нѣтъ, Петръ Богданычъ! отозвался Алексѣй. — Не знаете вы нашего Ѳошку. Онъ зря никогда рта не разинетъ, когда намъ не до смѣху.

— Вотъ чудное-то дѣло будетъ, замѣтилъ Ѳедоръ Орловъ, всегда молчаливый и самый хладнокровный изъ всей компаніи, если пестунъ устроитъ дѣло, которое у насъ не выгорѣло. даже Елисавета евта… Романовна ничего не смогла.

И вдругъ, сообразивъ будто нелѣпость этого, Ѳедоръ Ордовъ махнулъ рукой и прибавилъ:

— Эка пустяковина! И мы-то дураки тоже. Весь Петербургъ обшарили и ничего не сдѣлали, а тутъ вдругъ, нашъ старый хрычъ Агаѳошка что-нибудь надумалъ.

— Конечно, пустяки, угрюмо отозвался Ласунскій. Но Алексѣй пристально взглянулъ въ глаза брата Григорья и выговорилъ:

— Ну а ты, Гриша, что думаешь?

Григорій развелъ руками и тихо вымолвилъ:

— Да я-то знаю, что Ѳоѳошкѣ случалось мнѣ такія дѣла обдѣлывать, что самъ Фридрихъ кабы узналъ, такъ за своимъ нѣмецкимъ ухомъ почесался бы и позавидовалъ.

Чрезъ нѣсколько минутъ Агаѳонъ, понукаемый Алексѣемъ Орловымъ, не столько ради закуски, сколько ради того, чтобы узнать поскорѣе принесенныя имъ вѣсти, накрылъ столъ и подалъ кушанье. Всѣ усѣлись, исполняя упрямое требованіе дядьки прежде откушать, и стали ѣсть, весело и охотно. Агаѳонъ сталъ около стула своего любимца, Григорія Григорьевича, и началъ, какъ бывало всегда въ серьезныхъ случаяхъ, дѣлать ему допросъ.

— Ну! знаете-ли вы кого мы нарядили въ Красномъ Кабачкѣ? началъ онъ медленно и съ самодовольствомъ.

— Ну, здравствуйте! воскликнулъ Алексѣй. — Какъ всегда! началъ Ѳоѳошка съ Адама. Иди прямо къ дѣлу, пытатель! Вѣдь эдакъ завсегда, только дыбковъ да плетей не хватаетъ, а то бы чистый застѣнокъ вышелъ, какъ у Бирона бывало.

— A ты попридержи-ка языкъ, огрызнулся Агаѳонъ. — Плети да застѣнокъ припуталъ…

— Да нельзя-же, Ѳоѳошка, съ Адама начинать.

— Съ какого тебѣ Адама? Что ты грѣшишь? Я объ голштинцѣ спрашиваю.

— Оставь его, Алеханъ, ты вѣчно мѣшаешь и дѣло оттягиваешь. Пускай хоть съ Адама начинаетъ, да только чтобы толкъ вышелъ. Онъ у насъ умница!

— Вотъ то-то! Да! отозвался Агаѳонъ. — И прималкивай, обернулся онъ къ Алексѣю. — Вы ему прикажите всѣ прималкивать, а то и впрямь до вечера не кончу. Ну слушайте, Григорій Григоричъ. Кого вы въ миску-то нарядили, знаете-ли?

— Знаю давно, голштинецъ, т. е. фридриховскій посланецъ, фехтмейстеръ Котцау, покорно приготовился отвѣчать на допросъ Григорій Орловъ, какъ будто все болѣе чуя, что Агаѳонъ принесъ, если не спасеніе, то отсрочку ожидаемаго съ часу на часъ ареста.

— Ну, ладно, вотъ онъ это и есть пущенный гонцомъ отъ Хредлиха. Ну, вотъ, покуда вы бѣгали по Питеру, да просили заступничества у разныхъ вельможъ, я сидѣлъ у себя въ прихожей и свое дѣло надумалъ. Ваши-то всѣ заступники при Лизаветѣ Петровнѣ зубасты были, а нонѣ всѣ хвосты поджали. A нонѣ, доложу я вамъ, вся сила въ нѣмцѣ. Вы не ухмыляйтесь, я хоть и крѣпостной вашъ холопъ, а это мнѣ сдается вѣрно. Вотъ я и надумался, дай думаю я, черезъ своихъ пріятелей, тоже холоповъ, свою канитель заведу. Ну, вотъ я третій день и мыкаюсь, изъ дома пропадаю, а нынѣ съ зари провалился. Вонъ Алексѣй-то Григорьичъ, по своему ребячеству и малымъ годамъ, небось, подумалъ, что молъ Агаѳонъ запоемъ запилъ. Не пивши никогда за всю жизнь, теперь изъ кабака не выходитъ. Хитеръ, вѣдь!!

Алексѣй Орловъ былъ немногимъ моложе брата и ему шелъ уже двадцать седьмой годъ, но Агаѳонъ упрямо считалъ его парнишкой сравнительно со своимъ бариномъ, героемъ многихъ битвъ. Алексѣй всегда огрызался полушутя на старика за это искреннее убѣжденіе, что онъ еще молокососъ. Теперь едва только Алексѣй открылъ ротъ, какъ старикъ поспѣшилъ прибавитъ:

— Не прикажите ему болтать, пусть помалкиваетъ, покуда всего не выложу.

И Агаѳонъ въ мельчайшихъ подробностяхъ разсказалъ, какъ онъ съ однимъ изъ пріятелей, лакеемъ графа Воронцова, отправился въ гости въ людямъ принца Жоржа, и даже познакомился съ господиномъ Михелемъ.

— Только ужь больно въ себя ушелъ, прибавилъ Агаѳонъ, рукой не достанешь. Вельможа будто отъ того, что прынцу сапоги чиститъ.

Затѣмъ отъ Жоржа, направленный пріятелями, Агаѳонъ нанялъ пару лошадокъ и отправился прямо въ Ораніенбаумъ.

— Когда? воскликнули всѣ въ одинъ голосъ.

— Вѣстимо нонѣ, прямо оттуда, — и ямщика еще не разсчиталъ, ждетъ внизу.

Старикъ началъ было разсказывать, какъ хромаетъ правая лошадь, какъ ногу себѣ зашибла гдѣ-то, но молодежь прервала старика въ нетерпѣніи.