Петька Дёров(изд.1959)

Вдруг сердце ее замерло, лопата выпала из рук: кто-то фыркнул совсем рядом и что-то влажное и горячее ткнуло ее в шею. Маша еле осмелилась повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это.

«Шарик! Фу, неладный… Вот напугал!» Свесив из пасти розовый язык и склонив голову набок, пес с интересом наблюдал за девочкой, затем, решив, что в земле, по-видимому, кроется что-то очень интересное, яростно заскреб землю лапами рядом с Машей. Крупные комья земли полетели из-под сильных собачьих лап, обрушиваясь на громко зашелестевшие кусты.

«Господи, этого еще не хватало!» Маша чуть не плакала. Ведь услышат, придут… На счастье, в углубившейся яме ей попалась под руку старая кость.

— Шарик, собаченька… На-на-на…

Радостно завиляв хвостом, пес схватил нежданный подарок и, обежав амбар вокруг, улегся на крыльцо и занялся костью. В это время немец снова выглянул из дома, внимательно поглядел в сторону амбара. Увидев, что собака по-прежнему лежит на месте и усиленно трудится над какой-то костью, он решил, что все в порядке, и снова скрылся в избе.

А тем временем и Петька не сидел сложа руки. Обдирая пальцы в кровь, он усиленно старался вывернуть из пазов нижнюю доску из стенки амбара. Доска была подгнившая и трухлявая, но все же справиться с нею голыми руками было трудно. Наконец она поддалась, и тут Петька громко охнул.

— Что с тобой? — встревоженно спросила Маша, продолжавшая копать.

— Черт! Ноготь ободрал. Вот больно!

За доской оказалась земля. С этой стороны, под полом, она была совсем мягкой. Эх, если бы хоть скребок какой!.. Оглянувшись по сторонам, Петька в полумраке амбара увидел в углу какие-то черепки и быстро пробрался туда. Ура! В углу валялись осколки большого глиняного горшка и консервная банка. Пользуясь этими несложными орудиями, мальчик быстро начал рыть землю.

Подкоп всё расширялся. Вот уже соединились в глубокой яме руки Петьки и Маши. Вот уже Петька попробовал высунуть из-под стенки амбара голову… Но нужно было расширить отверстие настолько, чтобы мальчик мог пролезть в него. И, с помощью Маши, Петька копал, примерялся пролезть и снова копал…

Обоим казалось, что время идет, а работа не двигается с места. Наконец, еще раз безуспешно попробовав просунуться в лаз, Петька в ожесточении плюнул.

— Будь ты неладен! Фуфайка поганая мешает. К черту это тряпье!

И он быстро скинул с себя маскировавшие его лохмотья — старые тряпки и продранный ватник, оставив на себе лишь новые трусики — подарок «комиссарши», тети Мани, и плотно облегавшую его майку.

Вот это уже иное дело. Вытянув вперед одну руку и плотно прижав к телу другую, Петька ужом протискивался в подкоп. Ободрал плечо, до крови ссадил щеку о попавшийся в земле камень. Но вылез!

И вот он стоял перед Машей, вымазанный землей, измученный, грязный, но по его лицу, на котором смешивались потоки пота, грязь и кровь из свежей царапины, расплывалась счастливая улыбка. Он был свободен!

— Спасибо тебе! — радостно воскликнул он. — Спасибо! А теперь — бежим, Маша. Скорей, пока фрицы не заметили. Ты — живо домой, — подталкивал он девочку.

— А ты куда? — смотря в глаза Петьке, прошептала Маша.

— Я? Да я в другую деревню убегу, — соврал Петька.

— Бежим к нам. Дядя Федор спрячет — и немцы не найдут. Бежим! — уговаривала мальчика Маша.

— Нет, нельзя. Найдут, — и меня, и вас убьют фрицы. Беги, — торопил Петька Машу, — беги, родная, беги, родненькая… — толкал Петька девочку в спину.

Маша плакала. Ей было до боли жалко Петьку.

— Убьют тебя, — сквозь слезы говорила она.

— Ничего. Не убьют. Ну, прощай пока, не надо, а то еще фрицы услышат. Прощай. И ступай скорей домой.

Подтолкнув Машу к забору, Петька осторожно, ползком стал пробираться через сад между кустов смородины.

Посмотрев вслед Петьке, Маша тоже побежала домой, захватив лопатку.

А Петька, перебегая грядки с капустой, запнулся, упал, снова поднялся, пересек картофельное поле. Но, когда, добравшись до изгороди, он стал перелезать через нее, под ним с треском сломалась жердина.

Петька сорвался с забора, шлепнулся на четвереньки, вскочил на ноги… Перед ним расстилался луг, за которым виднелся переброшенный через речку мост. Скорее туда!

Солдат-часовой, вышедший тем временем на крыльцо избы и мирно дремавший на ступеньках, услышав треск подломившейся жерди, поднял голову, но, не заметив ничего подозрительного, стал снова клевать носом. Всё дело испортил Шарик. Треск ломающегося забора всполошил его. Услышав подозрительный шум, пес с заливистым лаем бросился в огород, чтобы расправиться с чужаком.

Это встревожило часового. Он поспешил за собакой и увидел вдалеке, на лугу, улепетывавшего во весь дух Петьку. Кинувшись обратно, к амбару, немец распахнул дверь. По полу была раскидана одежда, прямо против двери зиял подкоп…

Выбежав на улицу, гитлеровец дважды выстрелил. На выстрелы из избы выбежали еще два солдата. Один из них, узнав, в чем дело, подскочил к стоявшему около избы мотоциклу и завел его. Мотор заревел. Мотоциклист помчался по дороге наперерез Петьке, бежавшему к мосту.