Петька Дёров(изд.1959)

— Что ты… Я же зпаю… — бормотал он, отступая.

— Думаешь, я трус? Да? Трус? Думаешь, если расстреливали, так теперь я их, гадов, боюсь… Да я их всех, всех еще, как того… Вот! Видишь? Помнишь?

Сунув руку глубоко за пазуху, Фомка вытащил что-то блеснувшее при свете. Петька узнал нож, принесенный им когда-то с собой в Псков. Он вспомнил, что, уходя с колокольни в последний раз, забыл его на выступе стены.

— Вот им я и заколол Бурхардта, — вдруг как-то совсем спокойно закончил Фома.

— Кого?

— Немец, фельдфебель. Ух, и гад был! Он меня на вокзале арестовал и на расстрел вывозил. Не думай, я не за себя только. Когда я еще в тюрьме был, мне о нем говорили другие заключенные. Для него человека погубить — лучше радости не было. И вот, когда я жив остался, обещал себе — не за себя, за всех убью гада. Понимаешь?

— Понимаю.

Петька взял Фому за руку.

— Фомка! Не сердись только, не волнуйся. Ты, знаешь… ты тоже настоящий партизан… Ничего, что в городе. Это ведь всё равно — где. Тебя в отряд с радостью примут. Вот увидишь.

Фома скупо улыбнулся.

— Ну и ладно. А Сергей Андреичу вот что скажи, — уже спокойно заговорил он. — Скажи ему так: жив Фома и готов выполнить любое поручение, любое задание в Пскове. А как сможет, — сам придет. Скажешь?

— Скажу, — твердо пообещал Петька и добавил вдруг — только ты скорее приходи, слышь.

На другой день после этого разговора Фома провожал Петьку.

— Смотри, не забывай да Сергей Андреичу всё передай, — наставлял он Петьку. — Адрес помнишь?

— Помню.

— Ну то-то. А насчет меня не беспокойтесь. Как только бабка Агафья поправится, — сразу к вам приду, — утешал Фомка Петьку. — Тогда снова вместе будем фрицев бить.

* * *

Петька пришел на условное место, где должна была быть зарыта бутылка с указанием, куда перешел отряд. Вытащив старый обветренный столбик, торчавший на лесной просеке, Петька сунул руку в скрытую под столбиком ямку и вынул бутылку, в которой, накрученная на палочку, была бумага. Развернув бумажку, Петька узнал почерк Сергея Андреевича.

В записке сообщалось, что отряд перешел на новую стоянку, в пяти километрах от деревни Дворцово, на берегу речонки Кебь.

Идти надо было через лес на Алексеевку.

К вечеру Петька попал в руки разведчиков своего отряда.

— О, брат, жив!

Что же это ты так долго задержался? А ну, расскажи, — радостно встретил Петьку комиссар.

Петька начал рассказывать всё по порядку, — как пошел на квартиру, как попал в засаду, а потом в тюрьму, как встретился с Фомкой. Когда Петька стал рассказывать про Фому, Сергей Андреевич просто не верил.

— Честное пионерское! — поклялся Петька.

— А что же ты не взял его с собой к нам?

— Не может он сейчас. Бабка Агафья заболела. Одна она, старенькая, а без Фомки ей очень трудно будет, — заступаясь за Фому, как-то виновато ответил Петька. — А вам Фома велел передать, товарищ комиссар, что, если надо какое задание выполнить, — Фома готов.

— Молодец Фома. Я верю, что он сдержит свое слово и, когда старушка выздоровеет, будет у нас в отряде. А между прочим, вот что, Петро, — спросил комиссар, доставая записную книжку, — ты адресок-то помнишь, где Фомка живет? Вот мы и запишем, на всякий случай.

Петька точно обрисовал домик бабки Агафьи, рассказав, где он стоит и как его найти.

— Ну, спасибо, Петя! — И комиссар крепко пожал ему руку. — А теперь иди отдыхай, — впереди у нас еще много работы.

ФОМА РАЗОБЛАЧАЕТ ПРЕДАТЕЛЯ

Когда Мария Федоровна Чернова входила в калитку небольшого домика на окраине Пскова, дорогу ей загородил пятилетний карапуз. Упершись руками в бока, широко расставив ноги, он остановился в калитке.

— Тебе кого надо? — строго спросил он. — Если мамку, так ее дома нет, а к папке — не пущу. Мамка ругается, когда к папке всякие тут шляются, — закончил он, дерзко смотря на Чернову.

— А скоро мамка твоя придет?

— Она мне не говорит, когда придет, — почесав за ухом, ответил карапуз.

— Можно мне ее подождать? — шутливо спросила Чернова.

— А я знаю, что ли, можно или нет? Я не хозяин. Вот сейчас спросим у папки. Можно, — так жди сколько хочешь, не жалко. Ты постой здесь, я сейчас.

И, сверкнув голыми пятками, стремглав помчался за угол дома.

Остановившись около калитки, Чернова любовно посмотрела вслед шустрому мальчику, который защищал свою маму, и, усмехнувшись, повторила: «шляются тут всякие…»

Но в этот момент карапуз пулей вылетел из-за угла и, подбежав к Черновой, сказал:

— Пойдем. Дай руку. Папка велел к нему зайти.

Глядя на Чернову уже дружелюбно, держась за её руку, он по-хозяйски заговорил:

— Ты папку не бойся, он не сердитый, так только, вид делает. Он добрый… — И вдруг, как-то сразу, спросил:

— А ты, тетя, к нам в гости или по делу?

Чернова, улыбнувшись, подумала, — действительно, в гости или по делу? Как это назвать? Но ответила всё же:

— По делу, сынок, по делу.

— Ну-ну… — протянул ребенок. — Раз по делу, тогда к папке. А я думал, — в гости. Если бы в гости, — тогда к мамке. Она у нас всё с гостями сидит. Придут, рассядутся и дуют чай с сахарином полдня.

Чернова, от души рассмеявшись, спросила:

— Что же они делают эти полдня?