Петкана

Со стороны все мои годы выглядели похожими один на другой. И все мои дни казались одинаковыми. Жизнь моя текла сообразно советам святого Иоанна Златоуста и в соответствии с другими святоотеческими наставлениями о духовном подвижничестве. Я молилась. Читала. Пела псалмы. Не забывала и про рукоделие: плела корзины и циновки из пальмовых листьев, которые потом отдавала Зейнебе. Часто размышляла о святых угодниках. О Боге и заповедях Его.

Я старалась стойко переносить скорби. Голод. Холодные ночи в пустыне. Палящую дневную жару. Страх перед дикими зверями. Особенно — перед змеями. Боролась с искушениями и соблазнами.

Все свои беды и скорби я полагала пред Господа и Пречистую Его Матерь. Только так можно было выйти победителем из этого противоборства.

Я поучалась умом и сердцем.

То была моя жизнь. Мое дыхание. Богоугодное и душеполезное.

Неискушенное око, для коего тайна изначально непроницаема, не видит жизни в пустыни. Пустыня кажется ему всегда одной и той же. Мертвой. Но это неправда. Пустыня живет. И постоянно меняется. Ветры вздымают песок. Перемещают барханы. Разносят семена и бросают их в землю. Дожди смывают песчаную пыль со скал. Будят уснувшее семя. Питают его. Солнце изменяет краски и неясные очертания предметов, меняет картины природы. Семя наливается силой и становится злаком. Пышно расцветает и приносит плод. После чего у него отнимается жизнь. Но смерть эта, как и всякая другая, лишь иллюзия. Обман. Ибо погибшее растение оставило по себе новые семена, которые дожидаются живительной дождевой влаги средь раскаленного песка. Дожидаются как милости и любви Господней.

Я тоже жила как пустыня. И как семя. Многое происходило в душе моей. Она терпела страшные муки кажущейся богооставленности. И ощущала благодать живого присутствия Господа. Укреплялась твердой верой в то что Он «везде сый и вся исполняяй». Что Он, даровавший нам слух, все слышит. И все видит, поскольку Сам даровал нам зрение. И с неослабевающей силой продолжала стремиться к Богу и спасительному теплу Его неизреченной любви. Но об этом ведали только Он, Господь и Бог мой, и я, недостойная раба Его, грешная Параскева.

* * *

Моя жизнь в пустыне началась со смирения и тихой, благодарной радости. В полной гармонии со всем, что меня окружало. Ибо я во всем видела Господа и отражение Его благого Промысла и любви. Я явственно ощущала Его живое присутствие. И никогда не была одна. Никогда не оставалась наедине со своими скорбями. Потому что всегда опиралась на силу Всемогущего.

Так проходили дни и недели. Но когда месяц в двенадцатый раз изменил свой лик, враг рода человеческого начал строить против меня и моего спасения свои демонские козни.

Ныне я знаю: сие стало возможно попущением Божиим, по Его премудрому произволению и под постоянным наблюдением Всевидящего Ока. Но тогда мне показалось, что Господь меня оставил. И это страшное ощущение богооставленности разлилось вокруг меня черной ледяной пустотой.

Сперва дал себя знать голод.

Однажды утром я проснулась с мыслью о Зейнебе и хлебах, которые она мне приносила. Подспудная мысль пульсировала в мозгу вместе с вопросом: когда же Зейнеба наконец придет — сегодня или же в какой-нибудь другой день? И будут ли ее хлебы такими же вкусными, как и раньше? И будет ли их достаточно? Затем меня охватило некое странное возбуждение. Я с нетерпением ждала прихода Зейнебы. Ждала со страхом. А вдруг она все-таки не придет? Что, если не придет совсем? «Если она не придет ни сегодня, ни завтра, что тогда со мной будет?» — заплакала я. Я, не раздумывая отправившаяся в пустыню. Я, хорошо знавшая, что человек смеет надеяться только на Господа. И только на Его милость полагаться.

Но я уже была словно и не я.

«Когда же придет Зейнеба? Почему ее все нет? Придет ли она? — роились в голове моей панические мысли. Звенели, пробиваясь сквозь пение псалмов и слова молитвы. И были гораздо, гораздо сильнее, чем сии последние!

Наконец она пришла! Принесла хлебы! Вся пещера наполнилась их сладким ароматом, проникшим в каждый уголок ее, в каждую щель, казалось, что и камни, и песок пропитались этим волшебным запахом! Околдованная им и побуждаемая собственным голодом, я быстро протянула руку к корзине и, не соображая, что делаю, буквально раскрошила тонкую лепешку! Пальцами и зубами. Как дикий зверь разрывает свою добычу. Желудок мой корчился от судорожного желания есть еще и еще. Я глотала хлеб большими кусками, не успевая как следует прожевать их. Одна лепешка. Вторая. Третья. Я ела — и оставалась по-прежнему голодной. Каждый кусок казался мне необыкновенно вкусным, не таким, как другие. Словно новое блюдо на роскошном пиру. Нёбо мое трепетало от давно забытых ощущений. А я ломала лепешки. Обеими руками. И спешила скорее набить рот чудесной пищей.

«Ешь... Если хочешь, завтра я принесу тебе еще... Ешь на здоровье...» — прошептала Зейнеба.

Этими словами она в один миг разрушила дьявольские козни, разорвав сеть, которой лукавый опутал было мой ум и чувства.