Петля

И казалось, что так будет длиться без конца.

Ночью он слышал даже самые тихие звуки, и было их так много, что он уже не боялся их. И знал их так хорошо, что всегда услышал бы между ними малейший новый. Его только удивляло: откуда их столько берется ночью? Странно, что раньше он не слышал и одного подобного.

* * *

И когда однажды глухой ночью в однообразную музыку знакомых звуков вплелся новый, он сразу же поймал его и насторожился.

То был тихий, жалобный, скрежещущий писк, будто забытый котёнок бессильной лапкой молча царапал стекло.

Беззвучно он встал и сел на кровати. И в тот же миг услышал, как тихонько заскрежетало стекло и перед окном что-то мелькнуло, и тут же к нему просочился ручей свежего воздуха, полный чужих дворовых шепотов и сонных звуков.

А напротив приоткрывшейся щели появился силуэт человеческой головы.

Вечность или минута прошла — он не знал. Но не боялся и с интересом, словно спросонья, смотрел на круглый силуэт с двумя мутно блестящими пятнышками посередине.

А когда голова пролезла в окно и замерла в темноте — целый рой страшных криков поднялся от пальцев ног и буйной волной ударил в горло.

Но горло было крепко сжато холодной цепью ужаса, и ни малейшего звука не разнеслось по комнате. Только волосы на голове встали дыбом, как проволока, взъерошенные ручьем холодного, терпкого воздуха.

А перед глазами, как живые, встали перетянутые веревками, изрезанные ножом шеи.

Он хотел шевельнуть ногами, но не мог: они сливались с кроватью в единое целое. Только руки, как тени, бесшумно искали что-то во тьме.

Одна зацепилась за узкий ременный пояс, висевший на спинке кресла.

А голова еще больше продвинулась в дом, и ее профиль ясно виднелся на белой стене.

Молнией промелькнула в голове маленькая, из одной линии фигура, страшная, как смерть.

Ведь она была символом смерти.

* * *

И конец пояска, как змея, проскользнул сквозь пряжку, и символ смерти был уже в руках.

Одно быстрое незаметное движение — и ремень туго затянулся вокруг шеи в окне.

Что-то глухо булькнуло в пережатом горле… лязгнули разбитые стаканы… снаружи застучало в стену, будто кто быстро бил по ней ногами.

А он, уже не замечая никаких звуков, тянул за ремень все сильнее и сильнее.

Затем встал на кровати и застывшими руками затянул конец.

Времени не существовало. Только слышалось скрежетание стекла о пережатую шею.

А потом и это исчезло.

Тогда злоба, как взрыв пожара, обхватила его от темени до пят.

Он поднял ногу и что было сил ударил ту голову.

И еще, и еще, все больше впадая в ярость, он поднимал и опускал ногу.

И каждый раз в комнату падал хлопающий звук, словно кто-то чавкал большими отвисшими губами, и вяло качалась мертвая голова и злобно скрежетали кусочки стекла по затянутой веревкой шее.

Он как будто отрывал крепко привязанный мяч, не мог оторвать, и потому бил его от злости ногой.

Нога была мокрая и тупо ныла…

* * *

…Усталость свинцом придавила его темя. Он сел и, едва передвигаясь, привязал ремень к кровати и, не отнимая руки, упал на подушку. Не было уже ни страха, ни звука. Он спал, как мертвец.

Серая улыбка рассвета заиграла на пяти стеклах странного окна.

А на подоконнике лежала окровавленная голова с перевязанной ремнем и порезанной стеклом шеей.

И вылезшими глазами пристально всматривалась в скрюченного, сонного человека на истоптанной и окровавленной кровати.

©Юрий Будяк