Петля

Не знаю, сколько времени я пролежала на кровати, то размазывая слезы по щекам, то сжимая кулаки от ярости. Наверное, меня все же начало клонить в сон, потому что когда вдруг услышала сдавленный плач, я резко проснулась. Открыла глаза и села на постели, прислушиваясь к странному звуку. Где-то совсем рядом. Я встала и на носочках и подошла к двери, прислушиваясь. Тихо повернула ключ и вышла в коридор, следуя на звук тихих всхлипываний и рыданий. Подошла к одной из спален и осторожно открыла дверь.

Это оказалась спальня Карины. Сама девочка металась во сне по постели и жалобно всхлипывала.

Я склонилась к кровати и тронула ее за плечо, пытаясь разбудить.

— Эй. Проснись. Это сон. Открой глаза, Карина.

Она резко подскочила, и я приложила палец к губам. Девочка задыхалась, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.

— Дыши глубже… осмотрись по сторонам. Это сон. Видишь? Ты у себя в комнате.

— Мне приснился кошмар, — она вытерла слезы ладонями, отворачиваясь от меня. — Прости, если я тебя разбудила.

Да, одно дело петь на сцене с любимой певицей и совсем другое, когда она, совершенно чужая, вдруг видит, как ты плачешь ночью, уткнувшись в подушку.

— Мне тоже иногда снятся кошмары. Можно я сяду?

Она кивнула и подвинулась на постели, обхватывая худенькие плечи руками.

Я села на краешек кровати и посмотрела на нее, такую испуганную, растрепанную, с заплаканным лицом. Сейчас она вообще казалась мне ребенком, хотя и была младше всего на пару лет.

— Что тебе приснилось? Говорят, что если рассказать кошмар кому-то, он перестает быть таким страшным и пугать нас.

И сама про себя усмехнулась — свои кошмары я не рассказывала никогда и никому. Карина поправила разметавшиеся волосы за уши, глядя прямо перед собой и все еще всхлипывая.

— Мне часто снится моя мама. Я вижу ее почти каждую ночь. Она шепчет всегда одно и то же. Шепчет, что ей так плохо там одной… что она так скучает по мне и любит меня, что она мной гордится. А сегодня она на меня злилась. Даже говорить не захотела. Только смотрела мне в глаза, а когда я хотела подойти, она просто сказала, что больше не придет ко мне никогда, и ушла… А я… я так хочу ее видеть, хотя бы во сне. Хотя бы там говорить с ней снова.

Я медленно выдохнула и, протянув руку, сжала холодные пальцы Карины.

— Мне тоже снится моя мама… Правда, я ее не помню. Она умерла, когда я была маленькая. Иногда мне так страшно от того, что она говорит мне. Я думаю, они просто хотят, чтобы мы их услышали. Наверное поэтому они приходят к нам.

— Я не видела ее лицо, только силуэт… и голос. Так хотела ее обнять… а она взяла и ушла. Просто ушла. Я звала ее, а она…

— Как она умерла? — тихо спросила я. — Как умерла твоя мама? Если не хочешь… можешь не отвечать.

Девочка всхлипнула и посмотрела на меня, а потом отвела взгляд и закрыла глаза.

— Ее убили. Выстрелили ей в грудь… Она была такая красивая… вся в белом. Такая невероятно красивая. Я видела, как она падает на пол, распахнув широко глаза…

Карина заплакала в голос, а я сильнее сжала ее пальцы и притянула к себе за плечи, обнимая.

— Ты ее помнишь и можешь видеть ее лицо. Тебе есть что вспоминать каждый раз, когда становится грустно. Думай об этом. Иногда у людей нет даже воспоминаний.

Карина склонила голову мне на плечо, продолжая плакать.

— Убийцу твоей мамы нашли?

— Нет. Пока нет… Но отец до него доберется. Обязательно доберется. Обязательно отомстит за нас с мамой. Этому ублюдку проклятому. Как же я его ненавижу. Как я мечтаю, чтоб он сдох. Чтоб мучился перед смертью и сдох, как собака. Папа сделает это для меня. Он убьет его.

Она так дрожала, что я даже не поняла, как начала дрожать вместе с ней. Не знаю, почему, но мне вдруг стало очень страшно. От какого-то необъяснимого чувства внутри. Когда в глаза ее смотрела — знакомое что-то увидела, словно на меня уже смотрел кто-то таким же взглядом. Наполненным ненавистью и презрением. Жаждой убить того, кто больно сделал. И меня вдруг осенило — Андрей… в его глазах я видела то же самое… Но почему? Что я им сделала? Меня сковало какое-то жуткое предчувствие. Как будто на нас надвигается черное облако, заполняет все пространство, а я начинаю задыхаться. И никто мне не может помочь… Никто… Я замерла, чувствуя, что мне физически не хватает воздуха, а все тело окаменело, и вдруг вздрогнула от голоса, который вывел меня из оцепенения. Карина, посмотрев на меня, вдруг спросила:

— Останешься со мной? Мне не хочется быть одной.

Спросила так непосредственно, а я… я вдруг поняла, что тоже не хочу оставаться одна. Не хочу сейчас ни о чем думать… Я подумаю обо всем позже. Завтра или послезавтра. Тогда, когда успокоюсь. Когда смогу мыслить трезво и логически.

— Хочу… я тоже не могу уснуть.

Она откинула краешек одеяла, приглашая, и я легла рядом, чувствуя, что все еще продолжаю дрожать. Лежала, смотря в потолок и музыку слышала. Очень страшную, мрачную. Музыку, под которую какой-то размытый мужской силуэт убивал мать Карины, и теперь меня лихорадило, как при высокой температуре.