– Ну ведь он же помочь хотел, искренне. А ты его… Он нам сколько раз помогал. – Мама оглянулась на отца и дёрнула головой, как бы призывая его согласиться, и отец кивнул. – И Саша тоже. Что случится – мы к ним. И они ни разу не отказали. Коровы на задах городьбу опрокинули той весной – Саша на горбу два бревна принёс, сам вкопал. Воду не могли закачать – Беляков пришёл, закачал, мостки поправил. Культуры нет, а душа есть… Ты вот, сынок, приехал и уехал, а мы здесь, с ними, каждый божий день. И кроме них, нам обратиться не к кому. А мы будем их посылать…
Свирин всмотрелся в маму, в отца, перенёсшего несколько лет назад инсульт, и будто очнулся от долгого сна. Увидел, что это старые, обессилевшие и беззащитные люди.
Продолжавшийся четверть века период его поездок, чтоб с удовольствием покопаться на огороде, закончился.
Ты меня помнишь?
Все вокруг говорили, что у Сергея запутанная жизнь. Одни осуждали, другие сочувствовали; Сергей же не понимал ни тех ни других. Да, запутанная, но в молодости она и не должна быть другой – необходимо поплутать, чтоб набраться опыта, а потом уж, годам к тридцати, выйти на магистраль. Это лучше, чем сбиться с неё уже взрослым по году рождения, но младенцем в плане накопленного опыта, знаний об окружающем мире. Все эти разводы, шумные увольнения с работы со швырянием заявлений на начальницкий стол и прочие эпатажные поступки, психозы и истерики немолодых, не нагулявшихся в положенное время мужчин и женщин…
Об этом Сергей часто не то чтобы спорил, а разговаривал с друзьями – Славкой и Юлькой Седых. При каждой встрече обсуждали.
В их дружбе народная мудрость – что противоположности сходятся – подтверждалась буквально. Сергей вечно спешил, хватал впечатления, удовольствия, получал удары, переезжал с места на место, а Славка с Юлькой жили в родном городе, поженились после двух лет отношений, работали там, куда устроились, получив дипломы, распорядок их дней не менялся месяцами… Сергей, конечно, вслух об этом не заикался, но ожидал, что вот-вот кто-то из Седых не выдержит и сорвётся. И разлетится их семья, как камень – от внутреннего давления. Где-то он читал, что камни могут раскалываться, а то и взрываться без всякой видимой причины. Или минералы… Разница наверняка невелика, тем более для него, – он не геолог и не физик.
– Здоров! – кричал Сергей в трубку домашнего телефона. – Как оно? Живы-здоровы?
– А, привет, – отзывались Славка или Юлька, – вернулся из своей экспедиции? Приходи!
Периоды жизни не здесь сначала Сергей стал называть экспедициями, а потом и друзья. И этот звонок со стационарного телефона на стационарный стал своего рода традицией, знаком, что он снова рядом.
– Ну что, вернулся, наполнился своим опытом? – спрашивали Седых, когда, усевшись за праздничный стол, готовились выпить по первой. – Надеемся, теперь-то уж навсегда.
– Как знать, как знать.
Сергей оглядывал комнату, в которой почти ничего не менялось. Тот же советский сервант с посудой за стеклянными дверцами, тот же диван, тот же ковёр на стене, те же шторы, то же кресло перед телевизором. Телевизор, правда, другой – не фанерный ящик с выпуклым экраном, а чёрная плазма. Ещё вон столик в углу за сервантом, на столике компьютер… Но в целом обстановка была настолько знакомой, какой-то замороженной, что Сергея начинала крутить тоска.
– Вряд ли, – уточнял, повинуясь этой тоске. – Рано оседать и закапываться в донный песок.
– Почему в песок-то? Мы что, например, зарылись? – В голосе Славки слышалась обида, а Юлька добавляла:
– Очень интересная жизнь тут стала, и в школе – нагрузка, конечно, приличная, но ребята всё искупают, каждый новый класс умнее и умнее. И, понимаешь, когда ведёшь своих все семь лет, это такое… Не побоюсь этого слова – счастье.
– Да я понимаю, – соглашался Сергей, но соглашался, не зная того чувства, о каком говорила Юлька, – понимать понимаю, а вот самому влиться… Нет, ребята, я хочу, только не получается… Что ж, – поднимал рюмку, – за встречу!
Ели горячее, приготовленное хозяевами, закуски, купленные по пути гостем. Вспоминали прошлое, Сергей рассказывал о своей очередной экспедиции.